— Но помощников меняла чаще, чем халаты,— встрял Соколов.
— Она и меня давно сменила б, но подходящего не приглядела,— отмахнулся Владимир.
— А помнишь, как она пахана обрубила, когда тот велел ей носить ему жратву в барак? — рассмеялся Соколов.
— Как не помнить! Но он не знал, на кого наехал. Теща ни перед кем не «шестерила». Тут же «махровый» ворюга вздумал из нее прислугу себе слепить! Ох, и не повезло ему!
— А как теща отмылилась? — спросил Егор.
— Каталкой по башке со всего маху. И матом! Да таким, что у зэков от удивления пар из ушей стебанул. Во все дыры пахану напихала и пообещала его в кухонные рабочие на следующую неделю взять, но... пахан есть пахан. Решил проучить повариху за дерзость, неуважение. Уж чего только не подстраивали ей зэки. Однако, отвечать самим приходилось за всякую шкоду. Было, в «шизо» влетали вместе с паханом. Другие боялись. Ведь пакостить повару, значит, гадить зэкам, поэтому отказывались теще паскудничать. А пахану обидно. Подослал лично к ней двоих фартовых, но мои охранники вовремя приметили. Выбили их из кухни. Теща осторожнее стала. И все ж пахан свое слово сдержал. Уж не знаю, кто именно, но пробили бабе камнем голову. Приличный булыжник! Откуда взялся — никто не видел. Думали, не выживет. Три дня была без сознания, но обошлось, на то она и теща! Тут и я стал уговаривать оставить работу, да не переломил. Едва оклемалась и тут же возникла в зоне.
— К тебе она как? — поинтересовался Касьянов.
— За человека держит. На выходных оладьями балует, блинами. Базар не открывает. Не волокет, не катит всякую гнусь. И с соседками не перемывает кости, некогда стало. Теперь, слышу, своей подружке вечером зудит: «Нынче как заново народилась. На хорошем месте устроилась, и люди уважают. Никто не жалуется на готовку. Все до единого говорят «спасибо». Руки мне готовы целовать, одна беда — не дотянутся».
— Примирились?
— Ну, да! Ей не до меня стало. С работы возвращаемся, теща мигом в койку, да как даст храпака. Барак зэков перед нею — детский сад.
— С паханом ладит?
— Свои его достали. А уж за что, так и не раскололись. Как ни трясли, не сказали за что угробили. Кто именно, тоже не проговорились, хотя разборка была крутой. Пока охрана подоспела, пахан в жмуры свалил. На нем много отметин осталось: ножи и финки, шила и доски с гвоздями. Оно и кулаков, и сапог не жалели. Вломили напоследок знатно, на том свете будет помнить,— доел уху Соколов.
— Теща теперь успокоилась совсем. А дома, когда на меня жена бухтеть начинает, старая вступается. Я теперь в отменных мужиках канаю, в самых надежных и честных. Аж самому не верится, как в такие пролез? Теперь дошло, самое главное — втереться в тещины любимчики, об остальном уже можно не думать и не беспокоиться. А бабам много не надо. Не обижать и защитить вовремя. Где-то свое плечо подставить, доброе слово сказать. Потом за эти мелочи сторицей получишь,— умолк Владимир.
— Мужики! Гляньте, какая лунная дорожка к берегу прижалась! Красотища!
— А кто там на реке плещется?
— Медведь на рыбалку пришел. Тоже ухи захотелось. Я пошел миску помыть, он тут рядом расположился. Конечно, услышал, но не оглянулся. Свой улов на берег выкидывает. Опытный,— сказал Соколов.
— Давай, ребята, по маленькой!—достал Касьянов бутылку водки из рюкзака.
Егор вторую поставил рядом.
— Надо картошку испечь. Углей много,— спохватился Володя.
— Тряхни там мой «сидор», жратвы хватит! — указал на рюкзак Соколов.
Касьянов и Александр Иванович ставили палатку. Крепили ее надежно.
— Порядок! — заглянул внутрь Федор Дмитриевич и пошел к костру, где ребята уже все приготовили.— Давай, мужики, за нас! За всех живых! —поднял свой стакан Касьянов и, чокнувшись с Егором, обронил,— до дна...
Платонов выпил, давясь и морщась. С каким бы удовольствием он выплюнул бы водку, но знал, его не поймут, осудят и больше никогда не возьмут с собой. Он стал есть, чтобы хоть как-то задавить вкус и запах водки. Она обожгла горло, перехватила дыхание.
— Егор, чего перхаешь? Давай еще выпьем! — услышал совсем рядом.
— Нет, только ни это! Не могу. Может, потом,— отодвинулся от костра.
— Ты откинься на траву, сразу легче будет. Наверное, впервые водку выпил?
— Да,— ответил еле слышно.
— Тебе теперь в море окунуться не мешало б, но не пустим. Ложись у костра. Мигом хмель из тебя вытряхнет,— советовал Касьянов.
Егор лег на траву, стал смотреть в звездное небо. Глаза вскоре закрылись, и Платонов вмиг оказался в женской зоне.
Читать дальше