Эльмира Нетесова - Тонкий лед

...Он бежит вместе с охраной. Куда? Зачем? Но Его­ру никто не отвечает. Платонова втолкнули в женскую баню. Вон бабка Уля, прикрывшись веником, грозит корявым пальцем и шипит змеей, плюясь слюною че­рез просветы в зубах:

— Ты, ососок собачий, чего сюда возник? На ба­бью голь поглядеть? Эх-х, бесстыжий! Иль вовсе безмозговый и никакого пределу? Ужо доберуся до тебя! Отпишу заявление главному лягавому Поронайска. Пусть он с тобой разборку устроит!

— Не слушай старуху, Егорушка! На меня погляди, красавчик! Я еще не завяла и сумею вдоволь тебя по­радовать,— жмется, обнимает Платонова Серафима. Горячие губы скользят по лицу. Она обнимает челове­ка, а он пытается выскользнуть, и удалось.

О, сколько красивых женщин собралось в бане. Они приветливо улыбаются, зовут, не пытаются прятаться. Лиля, посудомойщица, даже рядом с собой приглаша­ет мыться.

А вот и Вера с Динкой, сотрудницы спецчасти, хо­хочут, зовут:

— Егорка, валяй к нам! И отмоем, и отпарим, и об­сушим!

— Чего убегаешь? Иль голых баб не видел никогда?

— Попался? Ну, то-то! Теперь никуда не сбежишь от меня! — схватила за локоть женщина, дернула к се­бе, и Егор узнал Катю, ту самую, из юности, которая сказала о беременности, а вскоре исчезла из горо­да.— Подлец! Козел! — словно в лицо плюет девка, а он отвернуться не в силах.

— Сокол наш! Красавец! Иди к нам! Да плюнь на эту швабру,— тянут руки другие бабы, вырывают Егора, нахально волокут к себе.

А вот и Тамара. Как она оказалась в зоне? За что?

— Егор, прости меня! — закрывается шайкой.

Но только хотел протиснуться к ней, кто-то грубо оттолкнул на скользкую лавку.

Он не удержался и закричал:

— Тамара, не уходи! Я сейчас.

Но какая-то баба, набрав полный таз воды, вылила его на Платонова. Тот мигом проснулся. Огляделся: вокруг хохочущие люди.

— Повезло тебе, что твоей тещи не было здесь!

— А что я утворил?

— Всех баб своих вспомнил поименно!

— И каждую звал ласточкой, розочкой, козочкой. Всяких комплиментов полные пазухи напихал!

— Вот вам и скромняга-одиночка! Погоди, Федь! Он еще освоится у тебя! Дай время. Пороху хватает, да смелости маловато! — хохотал Соколов.

— Ну, и орал ты, дружок! И Катю, и Томку, и Сим­ку,— всех вспомнил! Достали они тебя и во сне. Не иначе как на дискотеку в стардом попал? Иль на де­вичник в психушку?

— Кой там! В вендиспансер на сексмарафон,— хо­хотал Владимир.

— В баню угодил во сне. В нашу, женскую! Чуть не сдвинулся! Меня на куски разрывать стали. Ох, и вов­ремя разбудили.

Соколов вдруг сделал всем знак замолчать и вслу­шался в тишину ночи.

— Иринка едет! Что-то стряслось. Давайте, мужи­ки, быстро собираться,— мигом протрезвел Александр Иванович, спешно закидывая в рюкзак миски, ложки, чугун.

— Да никого нет! Показалось!

— А тебе уши заложили шайками в бане,— отмах­нулся Соколов, и в это время из-за кустов сверкнули лучи света от автомобильных фар. Еще через минуту Ирина выехала на поляну, развернулась, выскочила, хлопнув дверью.

— Ну, что там стряслось? — подошел Касьянов.

— А ничего! Мамка велела вам передать еду Вот и все. На зоне тихо. И ваши спят,— повернулась к Со­колову.— Помогите жратву вытащить. Там горячая кар­тошка!

— Опять в портянки замотала? В дедовские? — подначивал Федор Дмитриевич.

— Чтоб тебя черти веселили всю ночь! Я думал, на зоне беда, коль мчишься к нам! — злился Соколов.

— Возьмите молоко, а вот тут сметана и вареные яйца, редиска, да хлеб не забудьте.

— Иди уж поешь! Как раз миска ухи осталась!

— Нет, я картошки наелась. Мамка молодой нако­пала, с укропом сделала. И вам такую привезла.

Егор удивленно смотрел на Ирину:

— Вот чудачка! Побыла бы дома, со своими. Так принесло ее с полной сумкой харчей. Спросить бы, зачем? Разве они в доме лишние?

— У меня в соседях был Илья, крепкий человек, хозяин, из бывших кулаков! Так вот у него в коллекти­визацию все отняли, он снова нажил. Тут война. Нем­цы забрали все. Он опять уже после войны скотину купил. Тут Хрущев подкузьмил: обрезал покосы. Илья на север приехал, мол, тут не достанут. Уж сколько лет прошло. Большое хозяйство у человека, а мне каждое утро молоко парное приносит. Ведь вот надо ж такому быть? И все просит не терять сердце к земле и всему, что на ней родится,— качал головой Федор Дмитриевич.

— Он — Ваш сосед? — спросил Егор.

— Ну, да! Бывший. Когда-то в одной халупе жили, потом он отдельный дом построил, а нам квартиру дали. Иногда я помогал косить ему, сено в стог сме­тать. А он и теперь помнит. У нас, Егорушка, сосед дороже родни. Она далеко, зато сосед всегда рядом. Нынче он — мне, завтра ему мое плечо понадобится,— сказал Касьянов.