Примо Леви - Передышка

В Яссах происходят два примечательных события: появляются из небытия «лесные девушки» и исчезают все «румынские» супружеские пары. Конспиративный провоз двух немок через советскую границу, потребовавший большой смелости и тонкого расчета, осуществила группа итальянских военных. Всех подробностей мы так никогда и не узнали, но поговаривали, что последнюю, самую опасную ночь, когда эшелон пересекал границу, их спрятали под вагоном, между буксой и рессорами. Утром мы увидели их прогуливающимися по платформе в Яссах; одетые в измазанную сажей и копотью советскую форму, они держались нахально и самоуверенно: теперь им нечего было бояться.

В это же самое время в вагонах «румын» разразились жестокие семейные ссоры. Многие из тех, кто работал в дипломатическом корпусе, демобилизовался или дезертировал из АРМИРа, за время пребывания в Румынии успели жениться на румынках. В конце войны почти все предпочли вернуться в Италию, и русские выделили им пассажирский поезд, который должен был доставить их в Одессу, где они собирались пересесть на пароход. Но в Жмеринке они попали в наш товарный эшелон и разделили нашу судьбу, причем не известно, с умыслом это было сделано или по недосмотру. Румынские жены сердились на своих итальянских мужей; они были по горло сыты неожиданностями, приключениями, кочевой жизнью. Теперь они приехали на румынскую территорию, к себе на родину, и хотели здесь остаться. Не слушая никаких возражений, они ругались, плакали, пытались силой вытащить из вагонов своих мужей, сбрасывали на землю чемоданы, хозяйственную утварь, а их испуганные дети громко кричали. Прибежали русские солдаты из конвоя, но ничего не поняли и просто смущенно смотрели.

Поскольку стоянка в Яссах грозила продлиться целый день, мы отправились бродить по безлюдным улицам, застроенным низкими домами грязного цвета. Один-единственный трамвай, маленький и древний, курсировал по городу из конца в конец, и кондуктором в нем был еврей, говоривший на идише. С некоторым трудом, но мы смогли понять друг друга. Кондуктор рассказал, что через Яссы уже прошло немало эшелонов с возвращающимися домой иностранцами — французами, англичанами, греками, итальянцами, голландцами, американцами. Были среди них и нуждающиеся в помощи евреи, поэтому здешняя еврейская община организовала центр, который такую помощь оказывает. Если у нас найдется часок-другой свободного времени, он бы посоветовал нам съездить в этот центр, там нас поддержат морально и материально. Его трамвай как раз отправляется, и, если мы в него сядем, он подскажет, где выйти, а о билетах мы можем не беспокоиться, о билетах побеспокоится он сам.

Мы согласились. Мы — это Леонардо, Синьор Унфердорбен и я. Проехав по пустому городу, мы добрались до полуразрушенного здания, окна и двери которого были забиты досками. В одной из темных и пыльных комнат сидели два пожилых еврея, которых трудно было назвать упитанными и здоровыми; выглядели они не намного лучше, чем мы, тем не менее встретили нас очень приветливо, гостеприимно усадили на три имеющихся стула, торопливо рассказали (на идише и по-французски) об ужасных испытаниях, выпавших на их долю, о том, что не многим удалось выжить. Они плакали и смеялись, а когда мы собрались уходить, заставили нас выпить с ними плохо очищенного спирта и подарили для всех евреев эшелона корзину винограда. Порывшись по ящикам и вывернув собственные карманы, они еще и деньгами нас снабдили. Сумма в леях, на первый взгляд астрономическая, после того как мы поделили ее на всех и сопоставили с ценами, оказалась чисто символической.

Вокруг был еще летний ландшафт; через городки и деревни с варварски звучащими названиями (Чурея, Скынтея, Васлуй, Писку, Брэила, Погоанеле) мы несколько дней двигались с черепашьей скоростью на юг и ночью двадцать третьего сентября увидели пылающие факелы над нефтяными вышками Плоешти, после чего наш таинственный штурман взял курс на восток, а на следующий день по положению солнца нам стало понятно, что поезд изменил направление и снова повернул на север. Мы издали любовались какими-то замками (оказалось, это замки Синайи — летняя резиденция румынских королей).

В нашем вагоне денег ни у кого не осталось; все, что имело хотя бы минимальную цену, было продано и пущено на обмен. Поэтому, если не считать случайных подарков судьбы или разбойничьих набегов, приходилось довольствоваться тем, что мы получали от русских. Ситуация была если не трагической, то непонятной и тревожной.