Лу Синь - Повести. Рассказы

ПРЕДИСЛОВИЕ К СБОРНИКУ «КЛИЧ»

Воспоминания бывают радостные, бывают печальные. Стоит ли тянуть нить печальных воспоминаний? Без сожаления позабыл я многие мечты моей юности. Но забыть все — невозможно, и то, что мучительно врезалось в память, вошло в сборник «Клич».

Четыре с лишним года подряд я чуть ли не ежедневно ходил в ломбард и в аптеку. Не помню, сколько мне было лет, — в аптеке я едва доставал до прилавка, а до прилавка в ломбарде не мог дотянуться — он был раза в два выше меня. Осыпаемый насмешками и оскорблениями, я получал деньги за платья или драгоценности, затем шел за лекарствами для отца и возвращался домой, где меня ждало множество дел.

Лечил отца знаменитый врач, который выписывал какие-то диковинные лекарства. Найти, например, зимние корни камыша, трехлетнее растение, тронутое заморозками, спаренных сверчков, пиндиму [14] Пиндиму — японская ардизия, низкорослый кустарник, листья которого использовались в китайской традиционной медицине как лекарственное средство. с плодами было очень нелегко. А отцу становилось все хуже, и он умер.

Я понял тогда, что лишь тот разглядел истинное лицо людей, кто, неожиданно разорившись, встретился с нуждой. Я мечтал бежать из родных мест, найти иные пути, иных людей и стал собираться в N., [15] Имеется в виду Нанкин, куда Лу Синь приехал учиться весной 1898 г. чтобы поступить там в училище К. [16] Училище К. — Цзяннаньское мореходное училище, в которое Лу Синь поступил по приезде в Нанкин. Мать раздобыла мне где-то восемь юаней [17] Юань — основная денежная единица в Китае. на дорогу, которые я мог тратить по собственному усмотрению. Она плакала, но не только потому, что расставалась с сыном. Вместо того чтобы готовиться к сдаче экзаменов, [18] Речь идет о государственных экзаменах, сдача которых в старом Китае давала право на занятие чиновничьей должности. Система экзаменов для поступающих на государственную службу сложилась в VII–VIII вв. и была отменена лишь в 1905 г. как было принято в то время, я, лишая себя будущего, собирался поступать в училище, где преподавание велось на иностранный манер. Таких, как я, встречали насмешками и укорами, им оставалось лишь продать душу заморскому дьяволу. Но я все равно отправился в N. поступать в училище, где узнал, наконец, о существовании физики, математики, географии, истории, рисования и гимнастики. Физиологию нам не преподавали, зато мы читали «Новый трактат о теле человека» и «Статьи по химии и гигиене» [19] «Новый трактат о теле человека» и «Статьи о химии и гигиене» — сочинения, переведенные на китайский язык с английского и изданные в середине XIX в. в Китае. в ксилографическом издании. Несколько позже, вспоминая диагнозы и рецепты китайских врачей, я понял, что все они обманщики, намеренные или невольные, и проникся сочувствием ко всем обманутым больным и их родственникам. Тогда же, из истории Японии, переведенной на китайский язык, я узнал, что реформы там были проведены [20] Лу Синь имеет в виду реформы, проведенные после «реставрации Мэйдзи» (1868) и ознаменовавшие переход Японии на путь капиталистического развития. главным образом под влиянием западной медицины.

Мои первые познания, собственно, и привели меня со временем в медицинский институт в одной из провинций Японии.

Мечты мои были прекрасны: окончу институт, вернусь на родину и буду облегчать муки таких больных, как мой отец, страдавших от невежественных докторов, а в случае войны — пойду служить военным врачом. И еще я мечтал распространить среди соотечественников веру в прогресс.

Не знаю, каковы сейчас достижения в преподавании микробиологии, но в бытность мою в училище эти занятия сопровождались демонстрацией фильмов, которые кончались задолго до следующей лекции, и, чтобы занять время, студентам показывали еще видовую картину либо хронику. В то время шла русско-японская война, фильмов о ней было много, и мне часто доводилось слышать аплодисменты и одобрительные возгласы моих японских коллег. Но однажды я вдруг увидел на экране давно покинутых мною китайцев. Один из них, связанный, стоял в окружении соотечественников, крепких телом, но павших духом. Судя по надписи, связанному — разведчику русской армии, японцы готовились снести голову и выставить ее на позор. Остальные же собрались, чтобы поглазеть на это поучительное зрелище.