Когда Яо-цзун удалился, Лысый отложил книгу и, изобразив на лице великую скорбь, сообщил, что должен вернуться в город домой и что я свободен. Я возликовал и помчался играть под мое любимое дерево. Меня не смущало даже то, что солнце пекло голову — ведь редко выпадали минуты, когда клочок земли под деревом переходил в мое владение. Вскоре я увидел Лысого: он торопливо шагал, неся под мышкой большой узел с вещами. Прежде учитель уезжал домой лишь по праздникам и в конце года, причем непременно брал с собой несколько томиков «Баминшучао». [11] «Баминшучао» («Сочинения из Школы Восьми эпитафий») — название сборника образцовых экзаменационных сочинений, составленного в 1784 г. У Мао-чжэном.
Сегодня же книги преспокойно лежали на столе, зато всю одежду и обувь, что хранились в старом разбитом сундуке, учитель унес с собой.
Мне было видно, как по дороге, словно муравьи, ползут толпы людей, испуганных и чем-то озабоченных, — одни несли вещи, другие шли с пустыми руками. Старый Ван объяснил мне, что это беженцы. Из Хэсюя люди торопились в У, а горожане мчались в обратном направлении. Ван, сам побывавший в подобных передрягах, убеждал нашу семью не спешить. Няня отправилась на разведку в усадьбу Цзиня; оказалось, что его слуга еще не вернулся из Хэсюя, но все наложницы укладывают в дорожные баулы пудру, помаду, ароматичные масла, веера, шелковые платья и разные принадлежности туалета, словно собираются на гулянье. Им, привыкшим жить в довольстве, казалось невозможным обойтись без косметики. Меня длинноволосые мало беспокоили, поэтому я стал ловить мух, приманивал ими муравьев и давил их, а потом стал лить воду в муравейник, чтобы доконать его обитателей. Вскоре солнце стало задевать верхушки деревьев, и няня позвала меня ужинать. Я никак не мог понять, отчего так быстро прошел сегодняшний день; ведь обычно в это время я еще пыхтел, подбирая параллельные выражения и пытаясь своим несчастным видом разжалобить учителя. После ужина няня вывела меня на улицу. Ван тоже вышел и, как обычно, сел у ворот, наслаждаясь прохладой. Однако на сей раз вокруг него собралось множество слушателей; они стояли разинув рты, как будто только что видели привидение или чудовище; при свете луны редкие зубы этих людей напоминали куски искрошившейся яшмы. Ван закурил и медленно начал:
— В те времена привратником здесь служил дядюшка Чжао, человек очень бестолковый. Хозяин как услышал, что длинноволосые идут, так велел ему убегать, а тот и отвечает: «Хозяин уйдет, кто же будет охранять усадьбу от разбойников?..»
— Вот дурень! — пронзительно вскрикнула нянька, осудив этим возгласом — как говорится в книгах — «прегрешенья мудрецов ушедших поколений».
— Повариха У, старуха лет семидесяти, тоже осталась; она спряталась на кухне и даже нос боялась высунуть. Прошло несколько дней, а она так и не выходит. Все слышит: и как люди ходят, и как собаки лают, а выйти боится. И загрустила. Потом не стало слышно ни шагов, ни собак; темно и страшно, как в преисподней. Но вот однажды вдалеке послышался топот. Большой отряд прошел за оградой. Немного погодя на кухню врываются с полсотни разбойников с мечами, вытаскивают старуху и говорят ей скороговоркой что-то вроде: «Старуха, куда делись хозяева? Неси сюда деньги!» Стряпуха бухнулась им в ноги и говорит: «Великие государи! Хозяин-то сбежал. Я уж сколько дней голодная, смилостивьтесь, покормите меня! А деньги — где мне их взять?» Один из длинноволосых тут засмеялся: «Поесть захотелось? Могу накормить», — и швырнул ей в руки что-то круглое, все залитое кровью. Глядь, а это голова привратника Чжао.
— Ой, повариха небось умерла со страху? — закричала перепуганная нянька.
Слушатели еще шире раскрыли глаза и разинули рты.
— Оказывается, длинноволосые постучались в ворота, а Чжао ни в какую не хочет открывать, да еще ругается: «Хозяин в отъезде, а вы хотите грабить!» Длинново…
— Есть достоверные сведения? — Это вернулся Лысый. Я смутился было, но, заметив, что выражение лица у него не такое строгое, как обычно, решил не убегать. Тут мне подумалось, что, если придут длинноволосые и швырнут голову Лысого в руки няньке, я смогу каждый день лить воду в муравейник и не нужно будет зубрить Конфуция.
— Нет еще… Длинноволосые разбили ворота; дядюшка Чжао бросился им навстречу, а как увидел — перепугался. Тут длинноволосые…
— Учитель Ян-шэн! Мой человек вернулся, — заорал во всю глотку Яо-цзун.
— Ну и что? — Лысый выскочил из дома, тараща свои близорукие глаза. Мы тоже бросились к Яо-цзуну.
Читать дальше