Михаил Гиголашвили - Экобаба и дикарь

— не то что целовать. А когда я говорю ему об этом, он злится. У них там такое правило: если пьешь, то и закусывать надо. Или вот из-за негров недавно…

— Из-за негров? — пыхнула спиртовка. — Кстати, а как твой друг из Габона, о котором ты писала? Он был хорошим любовником?

— Ах, он же потерял все свои бумаги, документы, паспорт — всё было в папке, а папка упала с моста в реку, а его выслали из страны. Больше ничего не знаю. Мачо, кстати, уверен, что это какие-то силы отомстили за него, — добавила я.

— Глупости, суеверия. А с тем Габоном в постели было о ,кей?.. Я с тех пор — ну, ты знаешь, с каких, — больше негра не пробовала.

— Ничего особенного. И притом он делал это так быстро… Правда, часто… Как-то непривычно… — призналась я.

— А какой у этого Габона был член? — не унималась Ингрид.

— Кривоватый, как бумеранг. Но с ним мне было скучно. Месяц я выдержала — и больше не смогла. Притом он так противно хрюкал носом. Если с мужчиной скучно — то и никакой бумеранг не поможет.

— Не скажи… — с сомнением покачала головой Ингрид, но предпочла тему не развивать. — Ну да ладно. Ты начала что-то о неграх…

— Да. Вот принялся он как-то негров ругать. У него там, где он живет, есть один сосед-негр. И он начал ругать их: они-де воняют, как грязное белье, жарят чеснок и селедку, всюду гадят, не дают ему покоя. А ты знаешь, я не терплю расизма…

— Они все там, за стеной, расисты, — вставила Ингрид, одновременно улыбаясь парню за другим столиком. Я переждала и продолжала:

— Я его попросила замолчать, а он поднял шум… Поссорились… Из-за музыки тоже как-то было — я включила регги, а он начал протестовать. Я говорю, мне нравится, а он кричит, что ему — нет. Я говорю, иди домой и слушай там свой столетний «Пинк Флойд», а он — дверью хлопать, да так, что сосед снизу в полицию звонить хотел.

— Ты наверняка сказала ему не «иди» домой, а «езжай» домой, а?.. — усмехнулась Ингрид. — Глупый мачо! Понаехали тут со своими законами. Ревновать вздумал, еще чего не хватает!.. Ты ему не уступай ни за что. Подумаешь, ревнует!.. Ну и пусть, полезно для здоровья! — И Ингрид громко прихлопнула по столу своей узкой ладонью.

Я, обиженно хмурясь, вспоминала еще:

— Или вот, недавно совсем, начал он меня пугать: ты, говорит, своим поведением будешь всех мужчин от себя отпугивать, они боятся высоких независимых амазонок вроде тебя. А нам с ним якобы только потому хорошо, что он меня раскусил и знает, как со мной надо обращаться. А любой другой, новый, давно бы не выдержал. А что я такого делаю?.. Пугает: ты, мол, с твоим ростом теряешь пятьдесят процентов мужчин, для тебя остаются одни только тупые баскетболисты, а главные мужики — это среднего роста.

— Это, положим, похоже на правду. Коротышки нас боятся. Смотрят, хотят подойти, но не решаются. Ты же сама знаешь, — ответила Ингрид.

— Ах, это совсем не потому, что мы высокие, а потому, что мы в Германии! — засмеялась я. — Вон в Италии со мной такие коротышки заигрывали, что смешно становилось.

— Да ну их совсем! Все они — насильники. Дай им власть, так они любую женщину до сумасшествия доведут своими прихотями. Заставляют делать только то, что им приятно, во всем доминировать хотят. Кстати, интересная статья попалась мне недавно. О том, как эмансипация влияет на секс, — сообщила Ингрид, прикуривая от свечи и значительно поглядывая на меня.

— Как?

— А так, что раньше женщины были темные и забитые и ничего, кроме миссионерской позы, не знали, а теперь, с расцветом культуры, видео и массмедиа, сами все знают и могут диктовать мужчинам свою волю. Не дурочки уже!.. И если раньше бедная женщина думала, как бы скорей мужик получил свое и оставил бы ее в покое, то теперь думает, как бы самой получить свое, а он уж как-нибудь пусть сам себе… В этом и суть секс-революции.

Видя, что я кисло отмалчиваюсь, Ингрид сказала:

— Знаешь, нечего тебе грустить. Давай я познакомлю тебя с одним хорошим парнем?.. Курт зовут. Тебе надо развеяться.

Я покачала головой, но Ингрид тронула мою руку своей узкой ладонью в перчатке:

— Парень хороший, видный, с фигурой. Я такой экземпляр себе бы оставила, да не могу уже: мне моих двоих хватает, не знаю, как их на неделе распределить. Надоели уже!

— Как ты их называешь? — прыснула я, вспоминая прозвища, которые Ингрид дала своим двум любовникам. — Ебун и дрочун?

— Ебун и лизун. Что кому больше нравится, — засмеялась Ингрид, но потом опять посерьезнела: — Тебе сейчас нужна поддержка. Тебе надо переключиться на кого-нибудь — и все. Что-нибудь новенькое… Лекарство от любви. В субботу пойдем на диско, он тоже там будет.