Димфна Кьюсак - Солнце – это еще не все

– Только без меня! – сказал Мартин, стараясь улыбкой смягчить свой отказ. – Я никогда не был любителем танцев. Но, вероятно, Фрэнк и Карен охотно составят вам компанию.

– Боюсь, я тоже не смогу пойти, – проговорила Лиз.

– Почему же, Лиз? – в голосе Элис звучало отчаяние, как у ребенка, которого лишают обещанного удовольствия.

– Но, тетя, ты же отлично знаешь, что сегодня вечером у Миллеров будет… впрочем, я обещала не говорить об этом.

– Ах, опять это… – Элис яростно вонзила зубы в холодного цыпленка.

– Но почему бы вам с Карлом не поужинать вдвоем? Если Иоганну нечего делать, я возьму его с собой.

– Ни в коем случае!

Карл переводил взгляд с тетки на племянницу.

– Если Элизабет считает это удобным, то лучшего варианта для моего племянника не придумаешь. Как ты на это смотришь, Иоганн?

– Простите, я не слышал, что сказала Лиз.

– И я, признаюсь, не понял, о чем шла речь, но мне так хочется потанцевать с Элис, что я с радостью брошу моего бедного племянника на растерзанье любым львам.

– До львов дело не дойдет. Просто мы устраиваем вечер у Миллеров, чтобы собрать деньги для людей, которых арестовали за участие в демонстрации протеста. За нас внес залог папа, но многих будут судить, и нам нужны деньги на судебные расходы.

Элис вспыхнула:

– Элизабет! Никакой политики!

Лиз пожала плечами.

– Почему то, что я говорю, – это политика, а то, что говорит Карл, – это светский разговор? – Она повернулась к Иоганну. – Мы устраиваем вечер народных песен, танцев, ну и, конечно, сбор пожертвований.

– Я думаю, что Иоганну это неинтересно, – категорически объявил фон Рендт.

– Нет, интересно, – Иоганн не смотрел на фон Рендта, но было видно, что замечание дяди его задело. – Сперва я подумал, что это нечто вроде политического митинга, а политикой я не интересуюсь. Но раз там будут народные песни, танцы…

– И сбор пожертвований, – перебил фон Рендт. – А это придает вечеру политический характер. Нет, думаю, что моему племяннику идти туда незачем.

– Мы не будем просить у него пожертвования, если остановка только за этим! – И Лиз метнула лукавый взгляд в сторону Иоганна.

Фон Рендт выпрямился.

– Мисс Элизабет, это, вероятно, шутка, но я очень серьезно отношусь к тому, что мой племянник может оказаться замешанным в такого рода политическую деятельность, которую я не одобряю. Свободный мир выполняет свой долг, сдерживая коммунизм во Вьетнаме, и каждый из нас должен принять в этом посильное участие. Я убежден, что ваш отец со мною согласен.

– Да, я противник этих затей моей дочери.

– Тогда почему же?..

Мартин беспомощно развел руками.

Иоганн потянулся к термосу, вынул еще сосиску, окунул ее в горчицу и положил между двумя ломтиками хлеба. Когда он поднял голову, в его глазах было выражение того же холодного упрямства, которое Элис так ненавидела у Лиз.

– Вы только убедили меня в том, что это будет очень интересно! Спасибо, Лиз, я с удовольствием пойду на этот вечер, буду петь народные песни, танцевать и даже сделаю взнос – в уплату за бифштекс, а не на судебные издержки!

Гневное восклицание фон Рендта не произвело никакого впечатления на его племянника.

Губы фон Рендта сжались в тонкую линию.

– Боюсь, что ваша слишком демократическая страна начинает портить моего племянника. У нас на родине молодежь всегда подчиняется старшим.

– Подчинялась, – поправил Иоганн. – Вы поставили глагол не в том времени. Теперь в Германии молодежь поступает так, как ей заблагорассудится, что бы ни говорили старшие.

Фон Рендт расхохотался, но смех не замаскировал его гнева.

– Вы слышите, Мартин? Нас относят в категорию стариков. Не пора ли нам с вами начать кампанию, чтобы научить этих дерзких детей уважать нас и наши мнения?

– А вы знаете, как это сделать?

Фон Рендт усмехнулся.

– Да, знаю…

Лиз взглянула на него, склонив голову набок, как любопытная птичка.

– Расскажите как, это интересно.

– Не сейчас. Здесь не подходящее место.

– Значит, вы нас не одобряете?

Фон Рендт помолчал, положил себе еще одну порцию цыпленка и, наконец, сказал:

– Я считаю вас милыми простодушными людьми, которых не коснулись дурные влияния, развратившие Европу. И я бы хотел, чтобы вы такими и остались. Это имеет свое объяснение: на вашей земле не было двух войн.

– Но тем не менее в этих войнах погибло немало австралийцев, – холодно заметил Мартин.

– Это верно. И все же война была для вас чем-то далеким, вы сохранили свою невинность.