Я больше не мог видеть это зрелище и, затушив сигару, направился на выход. И вот здесь это произошло. За столиком на четверых, но почему-то одна, сидела «она» и улыбалась мне. Блистательно худющая блондинка, лет тридцати. Я поклонился ей на ходу, и она сказала ласково: «Присаживайтесь».
С этого все и началось. Ее звали Инной. Она была, как и почти все сегодняшние русские, — из Петербурга, вернее, из Ленинграда, и повела со мной ласковую беседу, напоминавшую одновременно разведку боем и салонный ля-ля. Мы выпили по коктейлю, и тут вспыхнули прожектора и было объявлено: «Мисс Парадайз»!
На подиум выпорхнула Вика Богданова. Ей поперек груди — как солдатскую скатку — повесили венок с шелковой лентой — «Мисс Парадайз». Ее соперница-мальтийка разрыдалась от зависти. Я даже не сомневался, что незаметный очам моим новый русский дал председателю жюри пакетик баксов, чтоб насладиться победой юной красавицы.
Мы вышли на улицу. Теплая майская ночь. Все небо усеяно звездами. Мимо нас проскакивали разгоряченные зрители.
— А знаете что? — сказала Инна. — Пойдемте в «Марокану».
«Марокана»
Дискотека «Марокана». Сверкающая огнями, видна издалека. На въезде в туристическую зону Сусса. Ну просто Лас-Вегас. Днем это просто бесцветный бункер, обвешанный лампочками, однако ночью — держись!
Охрана на входе ощупывает нас — и, множась в зеркалах, мы проникаем в пещеру Али-Бабы. Как сказала Инна, таких дискотек, как «Марокана», нет даже в Испании. Где принято трястись ночами напролет в дискотеках и барах караоке.
Все своды в «Марокане» — черные, непроницаемого бархата, усыпаны стеклом. Такая светопоглощающая и отражающая гамма позволяет использовать новейшую лазерную подсветку. В 11 вечера народ только собирается на здешних акваториях — загончики-кушетки и бары в глубине. It’s cool, bаbу, it's cool, baby!
Мы прошли в один из загончиков и заказали коктейли — приторно сладкие, с безумным количеством льда. Дороговизна виски и других импортных алкоголей заставляет их комбинировать сиропы.
На танцплощадке упорно гребли руками две местные смуглянки. Техно-транс. Стрелки лазерного проектора шарили в темноте, периодически выпускалась струя дыма, и одинокий мальчишка-мастурбатор раскачивался по пояс в облаках, зачарованно глядя на свои чресла. Техно и рэп, было видно, овладели душами арабской молодежи — как и всюду в мире. Sic transit.
Я жевал жвачку, и Инна жевала жвачку. Жевали, озираясь в этом подмигивающем зазеркалье. Доставши флягу, я засадил большой глоток «Джей-Би».
— Смотри, идут! — наклонилась Инна. Множась в зеркалах, спускаясь осторожно по бархатным ступеням, вошли «они». Двое «новых русских» и их подруги. Оба были под метр девяносто, в последней упаковке, трещавшей под пудовыми грудами мышц. Оба бриты под ежик и с небольшими эспаньолками. Они уселись впереди нас и положили ногу на ногу. Их спутницы, не сговариваясь, пошли на круг. Заиграла несколько устаревшая — 94-го года, но все еще популярная песня D.J.Воbо — «Let the dream соте true». Спутницы нашли свои позиции на кругу и принялись раскачиваться в монотонном акте автоэротики под слова типа «сердце разбито» и опять-таки «дай мечте свершиться», на английском, конечно, что и скрашивало пошлость этих фраз. Арабская молодежь выпятила шары со стоек: таких красивых они не видывали.
— Это самые знаменитые манекенки Петербурга, — прокомментировала Инна. — Вот та, блондинка с густыми бровями, — ну просто вылитая Марго Хэмингуэй, моложе на двадцать лет, конечно (не ведали тогда, что эта самая Марго два месяца спустя умрет от передозировки «экстази» у себя в Санта-Монике).
Пока красавицы извивались в неустанном техно-трансе — десять, двадцать, тридцать минут (say it in the name of love — boom, boom, boom!) — их спутники сидели, обхватив могучими лапами кресла, и весело крутили головами.
В темно-красном бархатном кресле — первый. Светлые брюки, мокасины из кожи питона, очки «Рэй Бэн». Он потягивает сигарку «Давидофф». Второй сидит на пуфе из синтетического тигрового меха. Скромный, в костюме от Дзеньи, на трех пуговках и с короткими лацканами. Он похож на увлеченного изобретателя.
— Кто из них старшой? — А что, не видно? — Действительно, у того, что в светлых брюках, апломба было больше. Выглядел более самодостаточно. Жевал жвачку и блаженно улыбался, в то время как другой наклонялся изредка к нему, что-то нашептывал.
Инна поведала: «Он работает с самим «Кирпичом» (питерским вором в законе), держит сеть бензоколонок и супермаркетов. У него два дома в Финляндии, один в Лондоне, не считая домов в Питере и Ленинградской области, конечно. Оба остановились в «Ориент Паласе» (самый дорогой отель в Суссе, принадлежит племяннику саудовского короля Фахда и племяннику иракского диктатора Саддама одновременно — это их кондоминиум).
Читать дальше