Дмитрий Добродеев - Путешествие в Тунис

Разнообразие «Моментов» держит жесткий каркас, система оценок. Другое дело, что источник суждений, или автор, вездесущ, многолик, не имеет точно обозначенных национальности, профессии, возраста, социального статуса и «порта приписки». Оттого он загадочен. Некий архетип гражданина мира. Он живет, думает, говорит, словно не вдаваясь в партийные, религиозные или национальные распри, не идентифицируясь ни с кем и в то же время со всеми.

В пространстве романа действуют центробежные и центростремительные силы. Последовательной истории в книге нет, но последовательность, то есть логика, наличествует, хотя не подана на блюде. Мир дефрагментируется и собирается одновременно. Нам крутят кино, в котором внешне все запутано, а на самом деле виртуозно смонтировано. Соседствующие фрагменты — диссонансны (хотя на самом деле — внешне).

Главные фигуранты текста Добродеева — пространство и время, и то и другое в крайне подвижном и зыбком состоянии. Непрерывно изменяясь, они включают смену антуражей и атрибутов: то монокль, то дигитальная камера, то «Клинское», то «Шатонеф дю пап». Столь же разнообразны и средства перемещения: вагоны с надписью «Рот фронт», моторикши и лимузины. Пестрота страшная, зато люди все те же. Мужчины и женщины, старые и молодые, худые и толстые, богачи и нищие, с оралом и аналом, мозгами и практически без. Не важно, через что они смотрят на мир: через цейссовский бинокль или камеру с двойной вспышкой, оптические приборы меняются, а удел человеческий — нет. Суть все равно не в атрибутах, а в качестве зрения и мыслительных процессов, вопросах и ответах.

Автор и его мультигерой — кто это? Агенты, эмигранты, разбросанные по России и миру, видящие «свое», но выражающие коллективное бессознательное. Ничто так не передает атмосферу распада, как тайные агенты и путаны, которые часто выступают на этих страницах. В этом смысле «Моменты. Ру» — это документ истории. Но это еще и документ литературы, поскольку в нем видна попытка написать «новый текст».

«…Мы шли подземными ходами под Москвой. Только вот кто мы были — чеченские наемники или гвардейцы Баркашова — хоть убей, не помню».