Дмитрий Добродеев - Путешествие в Тунис

(пришлось взглянуть)

От людей сильно пахло потом, они были неухожены, перебивались от зарплаты до зарплаты, и понемногу переходили на безработицу. Ненависть их к богатым немцам становилась еще сильнее, чем к русским, ввергнувшим их в бедность. На заборах все чаще появлялись надписи: «Жидовские немцы — вон!»

(Тель-Авив, 1997)

Стояла грудастая, с косой до пояса — у отеля Дан. Окликнула: «Эй, подожди! Сколько дашь за любовь?»

— 100 швейцарских франков.

Она подумала и согласилась.

(полчаса спустя)

Стук в дверь. Еле успел спрятать деньги и документы.

(там же)

Вошла, спросила, где розетка? Воткнула для подзарядки мобильник и тут же стала раздеваться.

(там же)

Села с телефончиком на унитаз: «Как тебя зовут?».

— Франц.

— Хочешь, позову подругу?

— Нет.

(там же)

— Ты можешь укусить меня за грудь, — сказала она, — будь смелей!

(и в результате)

Он и в этой весовой категории преуспел очень недурственно. Хорошая получилась весовая категория. Тяжелые вздымались горы плоти. Затем — потухший взгляд и виноватое молчание.

(Жуковка, 1999)

Он вздыхает, он не верит в ось зла, его грудь вздымается, его выю овевает ветерок и хорошо блин на душе — такова сиюминутная жизнь! Сколько остается времени?

(там же)

Подбежала, облизала его шершавым языком, добрая старая Чапа, и он вспомнил все. Die Uhr tickt.

(станица «Семеновская», 1921)

Сквозь черные сучья — легкие перистые облака в ночном небе и затихающий лай погони. Он сидел у корня дуба и силился вытащить щепку из плеча. Время истекало. Кап-кап. Проклятая Клепсидра! Когда сосуд опорожнится, его наполнят.

(там же)

Лайте, суки, лайте! Да будет вам усладой непреходящий лай.

(ток-шоу, Москва, 2001)

Забуксовала съемка, зажало штаны, в промежности стало тесно, голос сорвался: «Ответь навскидку, не скажешь — убью!»

(и он ответил не своим голосом)

Новые финансовые кланы — они расползлись на постсоветском пространстве и присосались к недрам опустошенной страны.

О, эти залежи природных ископаемых! Источники природопользования и недра туда же. Потом выходит — ресурсы на пределе!

(Куин Элизабет-2, 1995)

Они как завороженные смотрели на карту — на контуры «недобитого медведя», то бишь России. Ископаемые отмечены были звездочками, ромбиками и квадратиками.

(там же)

Родное и убогое в одном — не это ли есть чувство Родины?

(вывод 1)

Вот эта сила внезапного конца есть контрапункт истории: не надо домысливать, не надо сочинять! Борьба только начинается, и выиграет ее тот, у кого нервы крепче. Жилистей, как канат, и скрученней, как лебедка. Хорошие блин нервы.

(вывод 2)

Гомеостазис нам не нужен! Какой на хрен гомеостаз? Мы от этого равновесия и так уж оборзели. Порцию кашки и так мы вам отвалим. Чтоб был у вас резон экзистенца, чтоб было что пережевывать по тихим вечерам. Мы так вам скажем: мы так вам сорганизуем топологическое пространство, что мало не покажется. Диким чибисом зачирикаете, рыжим ястребом в небо взовьетесь.

(вывод 3)

Дискретная наша сущность никуда не денется, и не проводите никаких параллелей! Они никогда не сойдутся в этом безмерном пространстве.

(Шереметьево, 2001)

Прекрасная путана, она держала на руках болонку. И твердо знала место назначения — Дубай, отель Бурдж-эль-Араб, голубой парус над морем и благоухающие шейхи за тысячу долларов сеанс, не то что — безрадостные пистоны в подворотне за так.

(там же)

fellation minette ferdinand hodler

(Москва, январь 2004)

Вошел в ресторан «Генацвали». Молодец в черкеске проводил до столика на втором этаже. Подвывал дружный хор. Заказал разного. Сациви не понравился — жидок, хачапури, напротив, ничего. Однако — не то, что раньше в «Арагви». Sic transit, блин!

(там же)

Хуже всего оказался ресторан «Тарас Бульба». За 900р. поужинал скверно: борщ бесцветен, котлета по-киевски безвкусна, сало так себе, несвежее.

(сам себе)

Да подавись ты!

(там же)

На Горбушке долго рылся в ди-ви-ди, набрал советских фильмов целый портфель, чтобы смотреть и давиться с пивом и орешками в Мюнхене. Под конец ему всучили «Секс в большом городе», он долго потом плевался.

(Мюнхен, июль 1994)

Он вышел в английский парк: шумели вековые дубы, у Китайской башни звенели кружки, играл баварский оркестр, по полянам ходили голые мужики с кудрявыми собаками. Так где тут дух немецких просветителей?