Олег Егоров - Казейник Анкенвоя

- Я не епископ. А вы блефуете. Знали?

- Радуюсь. Знал, что Гусева нам подыграет. Еще прежде вас догадался. Формальная логика, бургомистр. Курс пожилого бойца. Метод исключения. Понял, что Гусева постарается защитить от нас кандидатский минимум пассажиров. Исключительно постарается, бургомистр.

- Я не бургомистр.

- Я тоже. Но слово богатое. Не возражаете?

- Нет. Если объяснитесь, для каких целей ускорили производство меркурия.

- Зеленая волна, - сказал Генрих. - День получки. Так и быть. Вы получите от меня удовлетворение. Но сначала план.

На том и расстались мы с Генрихом. Дальше плыли точно в разных катерах.

Молчали, пока не въехали в заброшенную взлетную полосу прибоя.

Нос катера «BON VOYAGE!» застрял на отмели метрах в 30-ти от берега. Прямо по курсу томилась в грязевых заносах колоссальная челюсть самолета грузовых перевозок АН-124. С обрубленным хвостом, срезанными крыльями и утопленными лапами шасси этот монстр высотою метров 15 или 20 больше сходил за атомную подлодку. Максимович оказался прав. Нам определенно везло. Мы выскочили на готическую крепость вслепую. Бросать застрявший катер было глупо.

- Согласен. Смоет, - выразил Генрих коллективное мнение.

Мы покинули «BON VOYAGE!», и сразу по сапожные щиколотки увязли в зыбучей глине. Привязавши к ушам носовой части два канатных отреза, мы с Генрихом, что называется, выложились. Прежде я не представлял, как изнурителен труд бурлаков. На картине Ильи Репина видел, а на собственной шкуре не доводилось испытывать. Дождь, лепивший нам в рыла, и короткая лишь визуально дистанция подгоняли нас живей, чем голосистые приказчики хозяина какой-нибудь хлебной баржи. Ни за какие блага сейчас не повторил бы я тот бессмысленный подвиг. Баржи двужильными бурлаками тащились хоть и против течения, но все-таки по воде. Мы с Генрихом проволокли этот проклятый «BON VOYAGE!» по жидкой суше. Сколько было в нас упрямства и энергии, мы отдали их без остатка, и потом еще долго сопели, укрывшись от ливня и восстанавливая дыхание под гигантским алюминиевым намордником АН-124.

- Сука твоя Гусева, - выдавил Максимович. - Могла бы скутер подарить.

- Она и со скутером сука, - возразил я, не в силах выпрямить спину. - Она и с водным велосипедом сука. Она осталась бы сукой даже с доской для серфинга.

- Тем не менее, - сказал Генрих. - Мы у цели. Что, заметьте, важней.

- Что угодно важней этой суки, Даже пуговица от плаща.

- Вы на молниях, - возразил Максимович. - Вы запутались, бургомистр. Интенсивные физические нагрузки приводят к истощению нервной системы.

Над нами едва различимо заслышались чьи-то шаги. Что-то зашевелилось внутри огромного металлического черепа. Полагаю, за нашей ударной вахтой с большим интересом наблюдал весь экипаж. Внезапно передний грузовой трап исполина длиною метров около 6-ти с лязгом рухнул на все, что было ниже его достоинства. Мы с Генрихом стояли чуть в стороне, и трап забросал нас комьями грязи. Катеру меньше повезло. Не его был день.

- Ну, вы даете, мужчины! - выразил нам сверху респект какой-то хилый парень в черной косухе с заклепками. На глаза его, подведенные бордовым красителем, спадала косая челка. На шее болтался железный крест размером с тот, в какие помещают рождественскую елку. Ко всему он был в башмаках, окованных железом, какие носили пехотинцы Антанты, и с ручным пулеметом системы Дегтярева наперевес.

- Нормально прессуешь, - заметил Максимович, глядя на отлетевший кусок обшивки уничтоженного катера. - Ближе не мог подъехать?

- Да вы и не просили, - отозвался этот оболтус. - Да наша грядка вообще думала, вы соревнуетесь, кто первый ноги протянет. Свинство кайф отцам ломать. А вы которые? Бандеросы или уже из отдела по незаконному обороту марихуаны?

- Ты ружье опусти лучше, паренек, - посоветовал я готическому привратнику. - Ты, лучше, старшего позови.

- Нет, - отрицательно замоталась его челка. - Лучше вы позовите.

- Наш старший в катере спал, когда ты открылся, - Генрих уже топал вверх по длинному стальному языку в пасть списанного «Руслана». - Когда у тебя будет выходной, можешь взять ножницы по металлу и вырезать его.

- Ты чего, типа в натуре? - гот присвистнул. - Типа я расплющил его?

- Что сделано, то сделано, - Максимович хладнокровно отстранил пулеметное дуло, и ушел в сумеречную зону.

Явно расстроенный, паренек, забыв про Генриха, спустился ко мне.

- И что, я его того?

- Кого «того»?

- И расплющил? Живьем?