Лин Ульман - Прежде чем ты уснёшь

— Нет! — кричу я.

— Ты чего?

— Прекрати, — говорю я.

— У нас не так много времени.

Он снова хватает меня, на этот раз за руку, но я вырываюсь.

Мы выгибаемся и скользим по всей ванне.

Лицо у него мокрое. Волосы тоже, темно-каштановые волосы прилипли к лицу.

— Время у нас есть, — говорю я. — Они даже не доели горячее, а еще впереди много тостов. Сядь поближе. Иди сюда, я тебя обниму и помассирую тебе шею, вот так!

Я обхватываю ногами его бедра. Делаю глоток вина.

Он кладет голову мне на плечо и закрывает глаза.

От воды идет пар, но воздух стал прохладнее, кожу уже не жжет.

— Ты была права насчет горячей ванны, — говорит Аарон.

— Конечно.

— По-моему, я слишком много выпил. В такую жару пьют одни безумцы.

— Не думай об этом, — говорю я.

Окошко в ванной открыто, оно выходит на соседний двор. Слышно, как кто-то играет на фортепьяно.

— Узнаешь музыку? — спрашиваю я. — Это из фильма «Большая жратва».

— Какую музыку?

— Кто-то играет на пианино, слышишь?

— Да, но не знаю, что это.

Я тихонько напеваю ему мелодию. Анни петь не умеет. И Жюли не умеет. А я умею. Я пою хорошо. И я тихо напеваю Аарону, так тихо, что никто не услышит, кроме него.

Он поворачивается ко мне и мокрыми руками проводит мне по лицу; вода попадает в глаза, я ничего не вижу. Он говорит, что не хочет больше сидеть в ванной. «Еще немножко», — прошу я. «Нет, — отвечает он, — больше не хочу». Он хватает меня за руку и вытаскивает из ванны. Я стою перед ним голая, смотрю на него, ему это не нравится. Он поворачивает меня к стене: «Вот так!» — говорит он, и я стою лицом к стене, у стены нет глаз. «Я хочу видеть твои глаза», — говорю я, но он отвечает: «Нет, не сейчас». Одной рукой он крепко держит меня за затылок. Другой держит свой член. Когда он входит в меня, я стукаюсь головой о стену.

Я сижу на краю ванны, пальцы мои медленно перебирают остывшую воду, перед глазами стоит каменная стена, голая худенькая девушка, над ней — мужчина.

— Вытри слезы, я не сделал тебе больно.

— Я не говорила, что ты сделал мне больно.

— Вставай.

— Я и так стою, сам видишь.

— И чтобы потом никаких просьб!

— Не будет.

— Прекрати плакать. Мужчины не любят женщин, которые плачут.

Музыка. Кто-то играет на пианино, это музыка из фильма «Большая жратва». Мы с папой смотрели этот фильм за два года до свадьбы. Потом говорили о Жюли — папа хотел знать, что произошло. От Анни путного объяснения добиться невозможно, говорил папа, она только плакала в трубку и без конца ругалась.

— А что же ты не зашел к нам? — спросила я.

— И ты туда же, Карин, не навязывай мне чувство вины, — сказал он. — Ничего не получится.

Есть много способов умереть.

В фильме «Большая жратва» четверо мужчин — их играют Марчелло Мастроянни, Филипп Нуаре, Уго Тоньяцци и Мишель Пикколи — решили уехать куда-нибудь подальше и наесться до смерти. Они едят и едят, потом совокупляются и едят, опять совокупляются и снова едят — до тех пор, пока не падают замертво один за другим. Они осуществляют свой план, унылые, одержимые, не испытывая ни капли радости, желания или наслаждения.

Я сказала папе, что мне запомнилось лицо Марчелло Мастроянни: «Сжальтесь надо мной, пожалуйста, сжальтесь!» — словно было написано на этом лице.

— Это слова Жюли, — сказал папа.

— Да, — ответила я. А затем прибавила: — И мои тоже.

— Не-ет, это совсем не твои слова. Ты не такая. Ты бесстрашная. С самого первого момента своей жизни ты была сильная и бесстрашная. Помню, акушерка рассказывала, что как только ты появилась на свет, ты посмотрела на Анни, вытянула губы и свистнула. Ты свистнула, Карин. Ничего подобного акушерка в своей жизни не видала.

Шел снег. Обычно мы с папой после кино шли в кафе или гуляли, но сегодня просто сели на скамейку возле Национального театра. Скоро папа спустится вниз, в метро, и поедет в Тэйен. А я сяду на свой автобус. Но сначала мы хотели немного посидеть на скамейке. Если бы кто-то увидел нас со стороны, наверняка решил бы, что перед ним два снеговика, которые сидят, прижавшись друг к другу. Папа в своей чудной ковбойской шляпе темно-коричневого цвета и Карин с длинным красным вязаным шарфом на шее.

Мы посидели так некоторое время, потом он спросил:

— Как ты думаешь, почему она это сделала?

— Ты про Жюли?

— Про кого же еще.

— Знаешь, она делала это много раз. Просто Анни об этом не знала. Но это случалось и раньше.

— Правда?

— Есть много способов умереть, — говорю я.