Харуки Мураками - Норвежский лес

— Не переживай, — успокаивала меня Наоко, — сейчас такой период. Чем говорить самой, мне куда приятней слушать тебя.

Когда Рэйко под каким-то предлогом куда-то ушла, мы с Наоко обнялись на кровати. Я целовал ее шею, плечи, груди, и она, как и в прошлый раз, помогла мне кончить. Сняв напряжение, я рассказал Наоко, что помнил все эти два месяца прикосновение ее пальцев, и мастурбировал, думая о ней.

— Что, ни с кем не спал? — спросила она.

— Нет.

— Тогда запомни и это, — сказала она, опустилась ниже, ласково коснулась губами моего пениса, а затем окутала его теплом. Язык ее шевелился, прямые волосы касались моего паха и, словно перышком, поглаживали его в такт движениям ее губ. Я кончил второй раз.

— Как, запомнится? — спросила потом Наоко.

— Конечно. Навсегда.

Я обнял ее, запустил палец под ее трусики и нащупал вагину, но в этот раз она оказалась сухой. Наоко покачала головой и отстранила мою руку. И мы некоторое время молча обнимались.

— После этого учебного года хочу съехать из общежития и поискать где-нибудь квартиру, — сказал я. — Общажная жизнь уже порядком надоела. Если подрабатывать, на жизнь хватит. Вот. Если хочешь, давай будем жить вместе? Как я предлагал тебе раньше.

— Спасибо. Я очень рада твоим словам, — ответила Наоко.

— Здесь совсем неплохое место. Тихо, идеально, Рэйко — хороший человек. Но тут нельзя находиться долго. Слишком оно особенное, чтобы долго в нем быть. И чем дольше здесь живешь, тем потом труднее будет выйти.

Наоко молча смотрела в окно. Там виднелся один лишь снег. Низко нависали свинцовые тучи, и между заснеженной равниной и небом зазор оставался совсем ничтожный.

— Подумай, не спеши, — сказал я. — В любом случае, до марта я перееду, поэтому если хочешь перебраться ко мне, можешь сделать это в любое удобное время.

Наоко кивнула. Я нежно обнимал ее — будто держал в руках хрупкое стекло. Она обвила мою шею руками. Я был голый, она — в одних узеньких белых трусиках. Сколько ни смотри, насмотреться на ее тело вдоволь невозможно.

— Почему у меня не влажно? — тихо спросила Наоко. — Со мной так было только один раз. Тогда. В апреле — на мое двадцатилетие. В ту ночь, когда ты был со мной. Почему больше не получается?

— Это от нервов. Со временем все станет нормально. Главное — не торопиться.

— Все мои проблемы — от нервов, — сказала Наоко. — Если у меня всю жизнь будет сухо, если я всю жизнь не смогу заниматься сексом, ты все равно будешь меня любить? Хватит губ и пальцев? Или будешь искать секса с другими девчонками?

— Я, по своей сути, — оптимист.

Наоко уселась на кровати, натянула через голову майку, затем — фланелевую рубашку и синие джинсы. Я тоже оделся.

— Дай мне время спокойно подумать, — сказала Наоко. — И сам подумай, не спеша.

— Подумаю, — ответил я. — Как классно ты делаешь ртом…

Наоко немного покраснела, улыбнулась.

— Кидзуки мне тоже это говорил.

— У нас с ним совпадают и мнения, и интересы, — сказал я и засмеялся.

Мы сели на кухне за стол, пили кофе и вспоминали прошлое. О Кидзуки она уже могла думать без боли. Говорила, медленно подбирая слова. Прекращался и снова сыпал снег, но за три дня ни разу не распогодилось.

— Скорее всего, смогу приехать в марте, — сказал я на прощание.

Затем обнял ее поверх толстого пальто и поцеловал.

— До свидания, — сказала Наоко.

Настал режущий ухо тысяча девятьсот семидесятый год, который поставил окончательную точку на моем отрочестве. Я вступил в новую трясину. В конце учебного года проводились экзамены, которые я сравнительно легко преодолел. Другого занятия у меня все равно не было, я почти каждый день ходил в институт и спокойно сдал сессию без какой-либо особой подготовки.

Тем временем в общежитии случилось несколько происшествий. Сектанты прятали у себя в комнатах шлемы и железные прутья и на этой почве повздорили с воспитанниками начальника общежития из спортивной секции. Двое получили увечья, шестерых выгнали из общежития. Это происшествие имело последствия, и почти каждый день то там, то тут происходили небольшие стычки. В общаге поселилось напряжение, все были на взводе. Я тоже едва не попал под горячую руку спортсменам, но вовремя возник Нагасава и заступился за меня. В любом случае, пора было оттуда съезжать.

Сдав сессию, я всерьез занялся поисками жилья. И спустя неделю нашел в пригороде Кичидзёдзи подходящую по стоимости комнату. Далеко от станции, правда, но отдельный дом. Что называется, повезло. Флигель этот одиноко стоял в дальнем углу большого участка, и между ним и домом простирался сильно запущенный сад. Хозяева пользовались входом с улицы, я — черным ходом. Простор для любой личной жизни. Одна комната, кухня и туалет, вдобавок ко всему — огромный альков, превосходящий все мыслимые габариты. Имелась даже веранда, выходившая в сад. К хозяевам в Токио на будущий год, возможно, приедет внук, поэтому комнату придется освободить, и квартплата была намного ниже обычного. Хозяева — добродушная пожилая пара. Они сказали мне: «Живи как хочешь, мы тебе слова не скажем».