Харуки Мураками - Норвежский лес

Вечером она сходила за покупками и приготовила ужин. Сидя за столом на кухне, мы пили пиво, ели тэмпуру и рис с зеленым горошком.

— Ешь хорошо, запасайся спермой, — сказала Мидори, — а я нежно помогу тебе кончить.

— Спасибо, — поблагодарил я.

— Я знаю разные способы. Начиталась женских журналов, когда у нас был магазин. Беременные-то не могут этим заниматься — вот в журнале и поместили особый раздел: что делать с мужем, чтобы он не изменял. Действительно, способов много. Интересно?

— Интересно, — сказал я.

Расставшись с Мидори, я развернул в электричке купленную на станции вечернюю газету, но, если подумать, совсем не хотел ее читать — попробовал, но ничего не понял. Уставившись на страницу непонятной газеты, я продолжал размышлять, что со мной будет дальше, что произойдет со всем окружающим меня. Порой казалось, что вокруг меня пульсирует мир. Я глубоко вдохнул и закрыл глаза. Я не раскаивался в сегодняшних поступках, и если бы пришлось все повторить заново, я был уверен — сделал бы то же самое. Пожалуй, так же обнял бы Мидори под дождем на крыше, так же вымок до нитки и так же кончил от ее руки в ее же постели. В этом не возникало сомнений. Я любил Мидори и был очень рад, что она вернулась ко мне. С ней у меня все будет хорошо. Как она сама говорила: кровь с молоком, она вверяла себя моим рукам. Я едва сдерживался, чтобы не обнажить ее, не распахнуть ее тело и не погрузиться внутрь этой теплоты. Я совершенно не мог остановить движение ее руки, сжимавшей мой пенис. Я хотел этого. И она хотела. Мы уже любили друг друга. Кто может этому помешать? Да, я люблю Мидори. И, наверное, должен был понять это намного раньше. Я просто долго избегал этого вывода.

Проблема заключалась в другом — я не мог толком объяснить Наоко такой поворот событий. Была бы иная ситуация… но сейчас я не мог позволить себе признаться Наоко, что полюбил другую. Ведь Наоко я тоже любил. Пусть даже любовь эта искривилась где-то по пути, но я без сомнений любил Наоко, для которой у меня внутри сохранялось нетронутым достаточно места.

Все, что я мог — написать письмо Рэйко и во всем честно признаться. Вернувшись домой, я расположился на веранде и, посматривая на впитывавший дождь ночной сад, придумал в уме несколько фраз. Затем сел за стол и начал писать.

«Мне очень тяжко сообщать об этом», — начал я. Затем полностью описал свои отношения с Мидори и рассказал о том, что сегодня произошло между нами.

Я любил и, пожалуй, по-прежнему люблю Наоко. Но то, что существует между мной и Мидори, — решает все. Я чувствую, что с трудом сопротивляюсь этой силе, которая со временем подхватит и унесет меня вперед. К Наоко у меня — жутко тихое и чистое нежное чувство, к Мидори — чувство совсем иного рода. Оно встало на ноги, шагает, дышит и бьется. И вместе с тем, меня трясет. Я не знаю, как мне быть. Ни в коем случае не собираюсь оправдываться, но я по-своему честно жил и никому не лгал. Старался никому не причинять боль. Поэтому совершенно не могу понять, за что меня забросило в такой лабиринт. Что мне теперь делать? Больше мне обращаться за советом не к кому.

Я наклеил марку срочной почты и той же ночью сбросил письмо в ящик.

Ответ от Рэйко пришел через пять дней.

Здравствуй!

Сначала хорошая новость.

Наоко идет на поправку быстрее, чем я думала. На днях разговаривала с ней по телефону. Вполне внятная речь. Говорит, что скоро сможет вернуться сюда.

Теперь о тебе.

Нельзя воспринимать вещи так близко к сердцу. Любить человека — прекрасно. Если эта любовь искренна, никого в лабиринт не бросят. Верь в себя.

Мой совет очень прост. Во-первых, если твое сердце заполнила Мидори, вероятно, вы полюбите друг друга. Может, у вас все будет складываться хорошо, а может и нет. Но это и есть — любовь. Раз влюбился — вполне естественно довериться этой любви. Я так считаю. Это — по-своему искренность.

Во-вторых, заниматься с Мидори сексом или нет — твоя личная проблема. Здесь я ничего сказать не могу. Поговори с Мидори и реши, что тебя устроит.

В-третьих, не говори обо всем этом Наоко. Если потребуется ей что-либо сказать, мы с тобой обдумаем подходящий план. А пока ей — ни слова. Доверь это мне.

В-четвертых, ты как мог поддерживал Наоко. Даже если у тебя пропадут к ней чувства, ты много чего еще можешь для нее сделать. Поэтому не переживай. Мы (я имею в виду как нормальных, так и ненормальных людей) — неполноценные люди, живущие в неполноценном мире. Мы не измеряем длину линейкой, а углы — транспортиром, мы не существуем наподобие сухого банковского вклада. Ведь так?