Джоди Пиколт - Забрать любовь

В мастерской отец полностью преображался. Все его движения обретали кошачью грацию. Он подобно магу выуживал из воздуха какие-то колесики и шестеренки, и на моих глазах из них рождались всевозможные приспособления и безделушки. Если он и говорил о маме, то только в мастерской. Иногда он застывал, глядя вверх, на треснутый четырехугольник ближайшего окошка. На лицо отца падал свет, странным образом превращая его в глубокого старика, и я замирала и начинала считать годы, спрашивая себя, сколько же на самом деле прошло времени.

Отец так ни разу и не сказал мне: «Я знаю, что ты сделала». Он просто перестал со мной разговаривать. Вот тут мне все стало ясно. Он был явно встревожен и словно торопил время, чтобы я поскорее уехала в колледж. Я вспомнила слова одной из своих одноклассниц. Она говорила, что у девушки на лице написано, что у нее уже был секс. Быть может, это касалось и абортов? Что, если отец прочитал это у меня на лице?

После того, как это случилось, я ожидала ровно неделю, надеясь, что приближающийся выпускной вернет нам былое взаимопонимание. Но церемония далась отцу с большим трудом. Он меня так и не поздравил. Весь вечер он как потерянный бродил по нашему дому. В одиннадцать часов мы сели смотреть ежевечерний выпуск новостей. Главным сюжетом была история женщины, ударившей своего трехмесячного малыша по голове банкой консервов. Женщину забрали в психиатрическую клинику. Ее муж твердил, что он должен был это предвидеть.

Когда новости закончились, отец подошел к своему старому столу и извлек из верхнего ящика синюю бархатную коробочку. Я улыбнулась.

— Я думала, ты забыл, — сказала я.

Он покачал головой, настороженно всматриваясь в мое лицо. Я провела пальцами по бархату, надеясь увидеть внутри бриллианты или изумруды. Там оказались четки, искусно вырезанные из розового дерева.

— Я подумал, — тихо произнес он, — что они могут тебе пригодиться.

В ту ночь, собирая вещи, я сказала себе, что делаю это ради него. Я не хотела, чтобы он до конца жизни терзался из-за моих грехов. Я взяла с собой только самое необходимое и оделась в школьную форму, рассчитывая, что это поможет мне смешаться с толпой. С юридической точки зрения я не сбегала из дома. Мне уже исполнилось восемнадцать, и я могла делать все, что пожелаю.

Последние три часа в родительском доме я провела в мастерской, подбирая слова для прощальной записки. Я провела пальцами по его последнему изобретению. Это была поздравительная открытка. Когда ее открывали, она начинала напевать песенку, а стоило нажать на угол, и она надувалась, превращаясь в воздушный шар. Отец считал, что на эту открытку будет хороший спрос. Единственное, что его беспокоило, так это музыка. Он не знал, что случится с микрочипом, когда открытка превратится в шар.

— Я прихожу к выводу, — заметил он накануне вечером, — что то, что ты держишь в руках, уже ни во что не должно превращаться.

В итоге я просто написала: «Я тебя люблю. Прости. У меня все будет хорошо». Перечитав записку, я спросила себя, есть ли в этих словах хоть какой-то смысл. Было похоже, что я прошу прощения за то, что я его люблю. Или за то, что у меня все будет хорошо? В конце концов я бросила ручку. Я знала, что несу за него ответственность и рано или поздно мне придется сказать ему, где я нахожусь. Пока я и сама этого не знала. Наутро я отнесла четки в ломбард и за половину вырученной суммы купила билет на автобус, который должен был увезти меня как можно дальше от Чикаго. Я изо всех сил пыталась поверить в то, что меня здесь уже ничто не держит.

В автобусе я придумала для себя легенду и рассказывала ее всем, кто мной интересовался. Во время очередной остановки в Огайо я решила, что покину автобус в Кембридже, штат Массачусетс. Это было достаточно близко к Род-Айленду и звучало гораздо скромнее, чем Бостон. А кроме всего прочего, мне нравилось само это название, вызывавшее ассоциации с английскими джемперами, черными мантиями выпускников и другими приятными вещами. Я решала, что задержусь здесь, чтобы заработать денег и поступить в школу дизайна. То, что судьба создала на моем пути очередное препятствие, вовсе не означало, что я должна отречься от своей мечты. Я уснула, и мне приснилась Пресвятая Дева. Я спрашивала себя, что заставило ее поверить явившемуся к ней Святому Духу. Проснувшись, я услышала звуки скрипки, показавшиеся мне голосом ангела.

Я позвонила отцу из автомата в подземном переходе автобусной станции на Брэттл-сквер. Я позвонила за счет абонента. Слушая гудки в трубке, я смотрела на лысую старуху с вязанием в руках, расположившуюся на приземистой скамье неподалеку, и виолончелистку, которая вплела блестки в свои многочисленные тугие косички. Затем я попыталась прочитать граффити на дальней стене перехода, но тут отец снял трубку.