Джоди Пиколт - Забрать любовь

Впервые за многие годы обтянутые перчатками руки Николаса дрожали, когда он делал надрез на грудной клетке пациента. Аккуратная борозда, оставленная лезвием скальпеля, тут же наполнилась кровью, и Николас сглотнул подступившую к горлу тошноту. Все что угодно, только не это, твердил он себе. Покорить Эверест, выучить наизусть словарь, отправиться на войну и сражаться на передовой… все это было гораздо предпочтительнее необходимости делать четверное шунтирование самому Алистеру Фогерти.

Ему незачем было заглядывать под стерильное покрывало, чтобы узнать лицо, соединенное с лежащим перед ним жутковато-оранжевым телом. Его память запечатлела все черты и морщины этого лица. В конце концов, он провел восемь лет, глотая оскорбления Фогерти и стремясь оправдать его безграничные надежды и ожидания. И вот жизнь этого человека оказалась в его руках.

Николас взял в руки пилу. Щелчок, и она ожила. Она вибрировала в руках, когда он поднес ее к грудине и начал врезаться в кость. Раздвинув ребра, он проверил раствор, в котором плавали отрезки вены, заблаговременно взятые из ноги пациента. Ему казалось, что Алистер Фогерти стоит в глубине операционной, у него за спиной, обдавая его жаром подобно дыханию дракона. Николас взглянул на ассистирующего ему резидента.

— Думаю, можно приступать, — сказал он, наблюдая за тем, как его слова надули голубую бумажную маску, как будто имели смысл или были материальны.

Роберт Прескотт стоял на четвереньках на обюссонском ковре, втирая «Перье» в круглое желтое пятно, наполовину состоявшее из рвоты, а наполовину — из сладкого картофеля. Теперь, когда Макс научился сидеть, ему стало гораздо легче выплевывать все, что он только что съел или выпил.

Роберт попытался просмотреть истории болезней пациентов, с которыми ему предстояло встретиться наутро, но у Макса обнаружилась манера стаскивать бумаги с дивана и комкать их в кулачках. Он так обслюнявил папку для бумаг, что она развалилась у Роберта в руках.

— Ага, — пробормотал он, садясь на пятки и критически осматривая свою работу. — Мне кажется, теперь это похоже на одну из розочек. — Он нахмурился и посмотрел на внука. — Ты больше ничего такого не сделал? Признавайся!

Макс пронзительно завизжал, требуя, чтобы дед взял его на руки. Это было недавнее приобретение, наряду с невыносимым звуком, поражающим все в радиусе трех футов. Роберту также показалось, что внук поднял ручонки, но, скорее всего, это была попытка выдать желаемое за действительное. Согласно доктору Споку, которого он перечитывал в перерывах между пациентами, этот навык появлялся не раньше шестого месяца.

— Ну-ка, ну-ка, — пробормотал он, беря Макса под мышку, как футбольный мяч, и озираясь вокруг. Маленькая гостиная, превращенная в детскую комнату, была завалена игрушками, но в конце концов ему удалось найти то, что он искал: старый стетоскоп. У Макса резались зубы, и ему нравилось сосать резиновые трубки, а холодную головку он прижимал к воспаленным деснам. Роберт встал и подал Максу игрушку. Макс немедленно выпустил ее из рук и сморщился, готовясь заплакать.

— Иду на крайние меры, — объявил Роберт, вращая Макса над головой.

Затем он поставил кассету с купленной в книжном магазине «Улицей Сезам» и начал, расталкивая ногами игрушки, танцевать стильное танго. Макс заливался хохотом («Какой все же прекрасный звук!» — радовался Роберт) каждый раз, когда, оказавшись в углу комнаты, Роберт делал резкий поворот.

Роберт услышал звон ключей в двери и перепрыгнул через ходунки, чтобы нажать кнопку «Стоп» на видеомагнитофоне. Одновременно он сунул Макса в качели, прикрепленные к краю низкого журнального столика из орехового дерева, и вручил ему дуршлаг и пластиковую ложку. Макс сунул ложку в рот, а потом уронил ее на пол.

— Не вздумай меня выдать! — прошептал Роберт Максу на ухо.

В ответ тот схватил деда за палец и сунул его себе в рот.

Когда Астрид вошла в комнату, Роберт лежал на диване, листая историю болезни, а Макс тихонько сидел на качелях с дуршлагом на голове.

— Все в порядке? — спросила она, бросая сумочку на ближайший стул.

— М-м-м… — отозвался Роберт, только сейчас заметив, что держит историю вверх ногами. — Он и не пискнул ни разу.

Когда по больнице разнесся слух о том, что Фогерти потерял сознание во время операции по пересадке клапана аорты, Николас немедленно отменил вечерний обход и поднялся в кабинет шефа. Алистер сидел в своем кресле, положив ноги на радиатор отопления. Он смотрел в окно, выходящее на кирпичные стены больничного крематория, и рассеянно обрывал колючие листья многострадальной клеомы.