— Есть два кафе «Шалимар», которое из них? — спросила Назнин.
— Которое на Кэннон-стрит, — ответила Биби, — нет, которое на Брик-лейн.
— Точно? На Брик-лейн?
Биби кивнула. Потом помотала головой:
— Нет. Не на Брик-лейн. На Кэннон-стрит..
— Вспомни, Биби! Вспомни!
— На Кэннон-стрит.
Так на вопросы отвечают в телевизионных шоу, подпрыгивая от волнения и ожидая утвердительного кивка ведущего.
— Жди здесь, — приказала Назнин, — никуда не уходи. Что бы тебе в голову ни пришло, не шевелись.
И Назнин побежала. По Бетнал-Грин-роуд. Свернула на Вэлленс-роуд. Трусцой по Нью-роуд. На Кэннон-стрит закололо в боку.
Дверь в кафе «Шалимар» на пружине. Она захлопнулась и ударила Назнин в плечо. На Назнин посмотрел единственный посетитель. Нитки у него на джемпере распустились и беспорядочно торчат в разные стороны, как борода у подростка. Посетитель снова принялся за чапатти.
— Девочку здесь не видели? — Назнин держалась за ноющий ушиб. — Двенадцати лет. В голубом камизе. Здесь и здесь желтое. Она была с еще одной девочкой.
Человек за стойкой чистил морковку. Обрезки складывал в стальную миску, морковку в пластиковый тазик с водой.
— Сколько девочке лет?
— Тринадцать, — ответила Назнин, — но на вид ей больше, можно четырнадцать дать, пятнадцать.
Человек положил морковку на стол. Что-то вытащил из носа. Утекали секунды, и Назнин свирепела.
Человек вытер палец о фартук.
— Во что она была одета?
— Я не знаю.
Она оглянулась на столы, посмотрела под ними. Что она ищет? Они ведь после себя следов не оставили.
— Послушайте, вы видели девочек или нет?
— Сегодня? — спросил человек. — Нет. Сегодня посетителей не было. Только вот этот.
И он указал морковкой.
Район Джордж весь в лесах. Между стойками лесов плотная зеленая сеть. Дом будто выследили и взяли в плен со всеми жителями. Назнин перешла через Кейбл-стрит, потом под железнодорожным мостом. Паб «Фальстаф» заколочен досками, дворик перед ним задыхается от сорняков, рядом в кучу свалены дорожные конусы, булыжники и кусочки мха. Надо пройтись, восстановить дыхание. Из магазина вышел хозяин, вылил в сточную канаву ведро вонючей воды. Назнин заглянула внутрь. Через открытую дверь на один бетонный лестничный марш вниз виден ряд швейных машинок под низким желтым потолком. Одна женщина встала потянуться и дотронулась ладонями до потолка. Назнин поспешила дальше, мимо «Кэш энд кэрри» с товарами из Силхета, мимо Международного пункта переговоров по сниженному тарифу, мимо распахнутых челюстей мясной лавки, мимо здания на углу, которое вот-вот упадет, и при входе на нем полузабытая легенда о стародавних временах: «Знаменитая соленая говядина от Шульца».
Она свернула в район Бернерс. Здесь у каждого есть надежда на дешевое жилье, дома здесь — один большой памятник призрачной экономии. Вдоль бетонных спусков сгорбились, как подбитые чудовища, пологие дороги. В овражках за твердую почву отчаянно держатся подделки под пляжные бунгало, побитые и изношенные неведомыми штормами. Унылое здание с выпученными белками объявлений в окнах: «Сдаются квартиры». Назнин посмотрела вверх на балконы. Женщина в темно-синей бурке повесила коврик для молитвы на поручни и ушла. Ребенок катает по балкону красный пластмассовый грузовик, взад-вперед, взад-вперед. На том конце дома в болезненно-оранжевом свете фонаря за балконной решеткой сидят два чернокожих малыша, смотрят на свой новый мир. Откуда они приехали? От чего они сбежали? Назнин научилась узнавать детей-беженцев по искаженным, застывшим лицам; им нужно снова учиться играть.
Вышла на Коммершал-роуд, мимо оптовых магазинов одежды поднялась по Адлер-стрит, свернула влево в маленькую зеленую передышку Альтаб-Али парка, где стоит аккуратный бледный многоэтажный дом с венецианскими окнами и воротами у входа, откуда, наверное, столичный люд отправляется на работу. Назнин сбежала по склону и на перекрестке Уайтчепел сразу попала на зеленый.
Самое начало Брик-лейн загородили полицейские фургоны. Сразу за ними отряд полицейских: руки на груди, ноги широко. Обе стороны улицы склеены этой мандариново-белой лентой.
— Пустите меня.
— Мадам, улица закрыта. Возвращайтесь назад, — ответил полицейский дружелюбно, но решительно. Наверное, он решил, что разговор на этом окончен.
— Мне нужно в кафе «Шалимар», там моя дочь.
Полицейский смотрел прямо, как будто она ничего сейчас не сказала. Ряд одетых в черное людей, обхвативших друг друга перед невидимой угрозой. Что происходит на Брик-лейн? Они что, перекрыли улицу только из-за марша «Бенгальских тигров»? Кажется, их предполагаемый маршрут заканчивается здесь. Но уже темно, поздно. Какие марши в это время?
Читать дальше