Василий Катанян: Лиля Брик. Жизнь

Лилю Брик и Владимира Маяковского я впервые увидел давно, в конце двадцатых. Наша семья жила рядом на даче в подмосковном Пушкине, и мы сидели у них на террасе; взрослые много смеялись.

Мне понравилось в гостях и понравилась эта невысокая женщина, веселая и ласковая ко мне. Смутно помню, что меня поразили ее волосы необычного цвета, которого я раньше не видел. Я рос среди черноголовых кавказцев, московские же ребята во дворе были белокурые, а волосы Лили были непонятного цвета и даже, как мне казалось, сверкали золотом.

По дороге домой я спросил, что же это такое?

Она рыжая, это необычный цвет, и он встречается редко. И сама она редкая, необычная, — добавила мама.

В этом я убедился, общаясь с ней в течение полувека — сначала мальчиком, потом уже взрослым, чтобы не сказать пожилым человеком — ведь я родился в 1924 году. А в 1978-м, когда я волею судьбы стал душеприказчиком Лили Юрьевны, жизнь этой женщины продлилась в моем сознании ее дневниками, эпистолярией, воспоминаниями, а также мемуарами о Маяковском и о ней с клеветой и глупостями, с напечатанной ложью и тайными доносами. И в то же время ее архив, перекрывая выдумки, открыл мне восторженные страницы о ней выдающихся людей XX века — и прозу, и поэзию.

Большая часть ее жизни прошла на моих глазах. Я имею возможность пользоваться ее архивом — вот я и расскажу о ней тем, кто интересуется ею и ее «романом с Маяковским», опишу многое из того, чему был свидетелем.

Всецело разделяя точку зрения Анны Ахматовой, я тоже не верю воспоминаниям, написанным последовательно, год ia годом. Ведь память, словно прожектор, высвечивает события с перелетом на десяток лет вперед или, наоборот, рисуя ретроспекцию. Поэтому нет ничего удивительного, что после 1926 года герои попадают в 72-й, а возвращаются в 38-й.

И если вам захочется прочесть эту книгу, то вы найдете здесь и личные мои воспоминания, и архивные документы, и рассказы людей, знавших ее роман с великим поэтом, который, посвятив ей свое творчество, назвал ее «автором стихов моих», а в жизни звал Личиком, Лучиком, Лилятиком, Кисой и просто Лиличкой. Она тоже не скупилась на ласковые имена Владимиру Владимировичу, которые можно прочесть и ее письмах и записках ему.

Однажды мы смотрели по телевидению фильм, где какая-то компания ехала на извозчике. На мое замечание Лиля Юрьевна воскликнула:

Боже, ты никогда не видел живого извозчика? Для меня они кажутся знакомее такси с их шашечками. И в гимназию нас возили на конке. Трамваи только — только стали появляться, а асфальт был еще в диковинку, всюду были булыжные мостовые или торцовые. Да и шум улицы был совсем иной, но не только от этого, а и от криков разносчиков и лоточников, воплей старьевщиков, я уж не говорю о беспрерывном звоне колоколов, под который прошло мое детство. Я это хорошо помню, гак же как и праздники Рождества, пасхальные каникулы, и споры о Художественном Общедоступном, в которых мы услышали фамилию Станиславского. По праздникам нас с сестрой водили в синематограф, где наши сердца замирали от восторга, хотя всегда впередисидящая дама как на зло была в огромной шляпе, закрывая пол — экрана… И я помню, как мы очень боялись турок с кривыми саблями, что облепили памятник героям Плевны у Ильинских ворот, неподалеку от нашего дома…

Так как-то незаметно зашел у нас разговор о детстве с Лилей Юрьевной, которая родилась в 1891 году в центре Москвы, именно неподалеку от турок с кривыми саблями.

Отец ее Урий (Юрий) Каган был присяжным поверенным, работал юрисконсультом в австрийском посольстве, а также занимался «еврейским вопросом» — проблемами, связанными с правом жительства евреев в Москве. Девочка запомнила эксцентрично одетых австрийских актрис, которые приходили по разным делам к отцу. Мать, Елена Юльевна, была родом из Риги, окончила Московскую консерваторию по классу рояля. Отец увлекался Гёте и назвал дочь в честь возлюбленной великого немецкого поэта Лили Шенеман. А пять лет спустя родилась сестра Эльза. Дети получили блестящее воспитание, родители дали им хорошее образование, и с детства сестры говорили по-французски, по-немецки, играли на рояле. Обе были очаровательны.

«Как-то ранней весной я шла с дочерьми по Тверскому бульвару, — вспоминала Елена Юльевна. — А нам навстречу ехал господин в роскошной шубе. Он остановил извозчика и воскликнул: «Боже, какие прелестные создания! Я бы хотел видеть вас вместе с ними на моем спектакле. Приходите завтра к Большому театру и скажите, что вас пригласил Шаляпин». Мы воспользовались приглашением, и для нас были оставлены места в ложе. Вот такая была удивительная встреча».