— Что, страшновато? — спросил профессор Сомия, наконец поднявшись из кресла и подходя к посетителям.
Лицо его, такое суровое, пока он сидел в тени абажура у окна, неожиданно превратилось в лицо добродушного старика. Трудно было поверить, что это учёный, целые дни проводящий наедине с тысячью черепов.
Куросима смутился и поспешил вручить ему письмо от начальника лагеря и свою визитную карточку.
— Хорошо, прошу садиться, — сказал профессор, указывая на стулья вокруг круглого стола посредине комнаты. Он снял трубку старенького телефона и попросил к себе своего ассистента. Потом он тоже сел на стул и поднял глаза на Фукуо Омуру. Взгляд был внимательный и цепкий.
— Ого, рост у него хоть куда! — улыбнулся профессор. Будь он чуть повыше, его можно было бы принять за скандинава.
— То есть шведа или норвежца? — весело заулыбался в ответ Куросима. — У нас они в лагере бывают. Высоченные парни! Но Омура до них не дорос. В нём около ста восьмидесяти сантиметров. К тому же и лицо…
Куросима вспомнил особу из царствующего дома. Он только однажды его видел. Тот шёл, точно на ходулях, и, казалось, размахивал руками над головами прохожих. По сравнению с ним Омура мог сойти лишь за подпоручика бывшей японской армии.
— Я ведь ничего и не утверждаю, — сказал профессор и посмотрел с таким видом, что вообще, мол, пока ещё ничего не ясно. Добродушное выражение не исчезло с его лица, но в глазах вспыхнул насмешливый огонёк. Судя по цвету глаз, форме носа, ушей, он, несомненно, азиатского происхождения… Но делать вывод только на основании этих данных нельзя. Нужно произвести антропологические измерения.
— Антропологические измерения? — оживлённо переспросил Куросима. Намерение профессора совпадало с его собственным стремлением к объективному расследованию без всякой предвзятости.
— Да, — ответил профессор. — Это метод, разработанный немецким антропологом Рудольфом Мартином.
В кабинет вошёл ассистент. Он поставил на письменный стол обитый чёрной кожей деревянный ящик и открыл его. Ящик был полон ярко блестевшими металлическими инструментами. Профессор вынул овальной формы металлический обруч с пружинным устройством и сказал:
— Это измерительный круг для определения строения черепа. Из всех расовых признаков, установленных путём сравнения различных рас, наибольшее значение мы придаём строению черепа.
— То есть форме головы? — спросил Куросима, взглянув на заострённый затылок Омуры, который всегда казался ему чересчур приметным.
Взгляд Омуры, почувствовавшего необычность обстановки, становился всё напряжённей. Каждый раз, когда профессор и Куросима смотрели на него, он тревожно, как бы ища защиты, оглядывался на Фусако.
— Нет, пожалуй, именно строению, — ответил профессор. — Речь идёт об индексе, который выводится из соотношений длины и ширины черепной коробки. Этот показатель мы считаем главным для определения расовой принадлежности. Существуют и другие: пропорциональность телосложения, состав крови, отпечатки пальцев и прочие. Но строение черепа — наиболее характерный, наследственно устойчивый и решающий признак.
— И всё сразу станет ясно? — неожиданно усомнилась Фусако.
— Ручаться ни за что нельзя, — чуть нахмурившись, склонил голову профессор. — Но иначе вообще ничего не узнаешь.
— Прошу вас, господин профессор, — поспешил вмешаться Куросима.
— Мы будем очень вам признательны за помощь.
— Что ж, хорошо. Оставьте его здесь, а вас попрошу на время удалиться. Его придётся раздеть догола, чтобы сфотографировать всё тело x-лучами. Мы провозимся с ним минимум три часа.
Профессор помахал металлическим обручем, точно хирург, приступающий к операции и выпроваживающий назойливых родственников больного.
— А вам, видимо, не очень хочется, чтобы «всё сразу стало ясно», а? — усмехнулся Куросима, когда они с Фусако пересекли университетский двор и, выйдя через главные ворота, стали подниматься в гору по дороге к Суругадай. От жары щёки Фусако раскраснелись, как персик, — так и хотелось погладить нежную бархатистую кожу.
— Почему вы решили, что я против ясности? — оборачиваясь, ответила Фусако.
За низкой каменной оградой, окружавшей двор с густыми тенистыми деревьями, не было ни души. Новое восьмиэтажное здание главного корпуса заслоняло естественный факультет, и отсюда его не было видно.
— Почему я так решил? — сказал Куросима. — Потому что, по-моему, ясность вовсе не в ваших интересах. Ведь если выяснится, что Фукуо Омура не японец, вы, надеюсь, больше не станете настаивать, что он ваш брат?
Читать дальше