Татьяна Щербина - Крокозябры (сборник)

— Tim, c’est Marie-Anne , привет.

— Чего голос такой?

Она сказала. Договорились встретиться в «Кофемании» («Шоколадницу», которую с таким восторгом расписывала мать, жених презирал — Марьяна туда ни разу и не заходила), пока она дойдет пешком со своей Бронной, где она уже три года снимает студию, он доедет с занятий по китайскому. Странный человек Тим: типичный компьютерный флегматик, не впивается в жизнь, как Марьяна, не обламывает ноготки, просто катается по ней в панцире своей шоколадной Мини , а страсть его единственная — изучение языков. Он уже их знает с десяток. Говорит: «Люди — это просто носители языка, ничего более интересного я в них не обнаружил».

— Прими мои соболезнования. Папе звонила уже?

— Что ты, Тим, ни в коем случае!

Тим почесал в затылке: «Вообще-то, если, не дай бог — нет, даже не хочу себе представлять, но чисто теоретически, — если б такое случилось, и будь у меня невеста, я бы первым делом позвонил ей. Вроде как самый близкий человек? Или я не прав?»

— Конечно… — неуверенно выдавила Марьяна, — но он сам всегда держит дистанцию, понимаешь? Он не звал меня к себе жить, про себя какие-то фантастические истории сочиняет, от тебя я больше о нем знаю, чем от него самого. Ну и… свадьба же через две недели!

— Понятно, что свадьба отменяется.

— Не хочу отменять. Это был бы для меня второй удар. Или третий — сбилась со счета уже.

— На сто процентов уверен, что свадьбу отец отменит. Раньше, чем через сорок дней, — даже речи нет. Надо ж, какие вы разные! Когда умер дед, папин отец, его больше ничего не занимало.

— Я его люблю, Тим, — Марьяна поднесла к распухшему носу еще один платочек.

— Родителей не любила, значит?

— Честно? Нет, ну что я говорю, честно — нечестно, они жили своей жизнью, я своей. Но раньше мы с мамой разговаривали часами напролет, потом началась гонка, у нее, у меня, как когда кино прокручивают на скорости, а нормальной скорости не было, однажды все пошло в замедленном режиме, и все медленнее, медленнее, и вот остановилось совсем.

— Билет на самолет взяла?

— Нет еще, а как их покупать? Мне всегда кто-то заказывал.

Тим был с ноутбуком, с которым никогда не расставался, открыл, уткнулся:

— Сегодня хочешь лететь?

— Завтра. А прямой до Нанта есть?

— Прямой только по субботам, чартер.

— Значит, послезавтра. Хотя — можно и через Париж, потом на TGV , потом машину взять. Все равно прибуду только к ночи.

Тим показал ей рейс, Марьяна кивнула. Ну вот, первая определенность. Она заказала себе второй бокал вина.

— Как вы познакомились с отцом?

— Неужели я не рассказывала? Ты забыл, ну ладно. Был такой прощальный прием у Кензо, появился твой отец, разговорились, он меня знал как модель, а у меня как раз контракт заканчивался, он предложил работу в Москве, я согласилась. Даже решила, что это знак: назад к истокам. Я же в Москве родилась, но совсем не помнила. Оказалось, в Москве мое лицо незнакомо, и снова, как когда-то Лагерфельд, мне говорили: «Типа Клаудии Шиффер, но…» — а потом кризис, лицо — это же роскошь, тем более для рекламы дорогих букетов и туров, ну я и стала заниматься пиаром.

Резко заверещал мобильный, звонил жених, Илья, и Тима неприятно поразило, как Марьяна заулыбалась, засияла. «Как она вообще может кого-то любить, если у нее нет этого чувства — родных, родства?» — подумал Тим и тут же отверг эту мысль: сам он очень привязан к родителям, но в отношения с девушками никогда не углублялся.

— Мари-Анн, я должен здесь задержаться, — говорил своим всегдашним полушепотом Илья, — извини меня, пожалуйста, мне очень неловко, но со свадьбой не получится, как мы планировали, не сердись, я перезвоню, не могу больше говорить.

Тим только увидел, как сияние сменилось затмением на лице, телефонным отбоем, Марьяна стала истерично звать официантку: «Стакан виски, вы слышите, сколько можно ждать, быстрей!» — потом расплакалась в голос, и он уже совсем не знал, как ему себя вести.

— А ты еще говорил — близкие! — зло выпалила Марьяна. — Илья сам отменил свадьбу, даже не спросил ничего, некогда ему, видишь ли! Не волнует его, что у меня родители умерли, понимаешь — ни разу его это не интересует! Я ему не сказала? А ему некогда слушать, что у меня в жизни происходит.

Дальше Марьяна разговаривала сама с собой: « О’кей. Parfait. Excellent . С Ильей покончено. Никому я в этой жизни не нужна. А все потому, что мои родители друга друга ненавидели, женились по расчету, и тут такая неприятность — я».