Давид Фонкинос - Наши расставания

— Ты же помнишь, Фриц, что я не люблю лососину, правда?

— Правда.

— Ну хорошо.

Короче говоря, Поль не съел ни одного канапе с лососиной. И благодаря этому влюбился в Виржини. [10] «Поль и Виржини » (1788) — повесть французского писателя Ж.-А. Бернардена де Сен-Пьера. Имена героев ассоциируются с идеей беззаветной любви и преданности.

— Это что, все?

— Нет, конечно. Подожди, сейчас поймешь. Просто одно связано с другим.

Он не торопился, смакуя свою историю. Как будто рассказывал ее самому себе — так некоторые показывают нам фотографии, чтобы полюбоваться собой. Поль старательно нагнетал саспенс. И — кто б сомневался? — в решающий момент встал и отправился в туалет, оставив меня теряться в догадках, каким образом внезапный интерес к женщине может быть связан с отвращением к лососине.

Он вернулся и продолжил свою повесть. Лососина, судя по всему, оказалась не первой свежести. И через полчаса все, кто ее отведал, почувствовали себя нехорошо и начали хвататься за животы. Картина была фантастическая. Один за другим гости в корчах опускались на пол. Все, кроме одной девушки. И этой девушкой, разумеется, была Виржини. Виржини, которую Поль ни за что не заметил бы в толпе. Понадобилось вмешательство тухлой лососины, чтобы он обратил на нее свой взор. Они стояли и смотрели друг на друга как избранники судьбы, чудом спасшиеся пассажиры «Титаника». Такое совпадение не могло быть простой случайностью. Если ты идешь на вечеринку и все гости у тебя на глазах валятся наземь — все, кроме одного человека, — это означает, что тебе судьбой уготовано встретить именно этого человека. Они вызвали врачей, сразу нескольких, и те всадили всем траванувшимся по уколу. А Поль с Виржини, слегка очумевшие от радости, отправились на другую вечеринку. Я снова и снова пытался представить себе эту сцену. Ты стоишь в плотной толпе гостей, и вдруг вся эта толпа начинает по одному падать в обморок, пока на ее месте не остается одна-единственная женщина, словно потустороннее видение. Как в сказке. Я прямо рот разинул от восхищения. Полю моя реакция понравилась. Еще бы. Это была одна из лучших историй, какие я когда-либо слышал.

Я с головой погрузился в работу. Стал жить со словами — с ними у меня хотя бы не было поводов ссориться. Я тосковал по Алисе, и эта тоска меня буквально душила, но у меня ни разу не возникло желания ей позвонить. Мне вообще ни с кем не хотелось видеться. Это был, бесспорно, самый одинокий период в моей жизни. Я много гулял, и иногда меня посещала мысль, что я, возможно, смогу написать роман. Позже я сумею понять, что для того, чтобы стать писателем, вовсе не требуется жить со словами. Чтобы стать писателем, надо научиться вырываться из плена фраз.

Моя жизнь вошла в колею. Мы с коллегами собирались возле кофейного автомата и болтали. Я узнавал, чем живет каждый из них, с кем воюет, кому поклоняется. Это был закрытый мир, замкнутая вселенная нашего сообщества. Все мы двигались к одной цели: ежегодной публикации словаря «Ларусс». Я много времени проводил в подвале, где у нас располагался архив. Время здесь останавливалось, современность сюда не проникала. Здесь протекали мои самые счастливые часы. Конечно, бывало и скучно. Особенно когда требовалось в больших количествах ксерить документы. Я садился возле аппарата и под его ровный гул начинал думать об Алисе. Не знаю почему, но всегда, включая ксерокс, я думал об Алисе. Просто в голове что-то щелкало, без всякой видимой причины. Комната с ксероксом превратилась для меня в святилище Алисиной памяти. Там я предавался печали, сожалениям и даже иногда бывал счастлив, когда вспоминал о наших лучших минутах.

Однажды в комнату с ксероксом, где я сидел, вошла Селина Деламар. Вообще-то мы с ней довольно редко сталкивались. Но каждый раз между нами возникала какая-то напряженность, выражавшаяся в натянутых улыбках. Мне казалось, она рада, что я здесь. Еще мне казалось, что с нашей первой встречи между нами что-то такое зародилось, что со временем должно расцвести пышным цветом. Я о ней почти не думал, но стоило мне ее увидеть, как она целиком занимала мои мысли.

— Что-то вы грустный, — сказала она. Странное вступление.

— Почему вы так думаете?

— Вижу.

— По чему вы это видите?

— По тому, как вы включаете ксерокс.

— В самом деле?

— Я ведь директор по персоналу. У меня развился особый дар. Мне достаточно посмотреть, как сотрудник включает ксерокс, чтобы понять, что творится у него в голове.