Валерий Баранов - Жили-были други прадеды

Тоня вдруг увидела там собаку.

Она посвистела ей неумело и тихо.

Собака, а в общем-то собачонка — малая она была, грязная и лохматая, собачонка эта заметалась, ища звуки, увидела наверху в окне Тоню, тявкнула и замерла в ожидании. Мордашку задрала, перебирает лапками от нетерпения…

Жалко собаку.

А собачонка кинулась к дому, стала с повизгиванием царапаться по стене.

— Глупая же ты, — испуганно и весело сказала Тоня, — ты подожди меня внизу. Подождёшь?

Она прихватила со стола какие-то остатки, сбежала вниз, постояла, пока та ела. Потом поднялась на площадку первого этажа и обернулась — тогда собачонка снова метнулась к ней.

— Ну и ладно, иди, иди, ко мне домой, — решилась Тоня, одновременно думая: «Куда? Зачем? Сроду мы собак не держали…»

Та запрыгала впереди неё, оскальзываясь, царапая коготками ступеньки, обогнала и завертелась на Тониной площадке и даже царапнула её дверь, нюхая щель между порогом и дверью.

«Мой запах нашла», — отметила Тоня.

Собачонка сразу пробежала на кухню впереди хозяйки. Полакала налитого тёплого ещё борща с мясом, проглотила мясо, отворачивая от Тони морду, и тут же, под табуреткой, улеглась на боку, вытянула вперёд короткие лапы.

«Грязная, а брюшко вроде бы чистое и розовое, как у поросёнка, — удивилась Тоня.

Славно собачонка устроилась, будто спит на собственной домашней подстилке в родном углу, в родных запах. Лишь преданно скосила на Тоню глаз и закрыла его…

Тоня смотрела, смотрела на неё и вдруг обескуражено подумала: «Что же это она, даже не обнюхалась, не побегала у меня, как в автобусе — села и задремала…»

И всё-таки пожалела, что не могла её выкупать, завернула бы в сухую тряпку, тогда уж спи, отсыпайся…

…Где-то в шестом часу зазвенело во дворе высокоголосо: «Мо-ло-ко-о!» Подхватилась с двухлитровым бидончиком на лестницу, а впереди уже мелькает её собачонка, оглядывается. И Тоня простила ей недавнее равнодушие к своему очагу.

А на улице, пока стояли в очереди, собачонка исчезла.

Впрочем, вскоре Тоня увидела её — она семенила за толстой, такой же коротконогой старухой…

Да, но старуха вошла в дальний подъезд и закрыла за собой дверь, вытолкнула пяткой собаку.

И тогда она, не раздумывая, побежала куда-то по асфальтовой дорожке за гаражи…

…И снова Тоня стояла у окна, смотрела на оживающий двор, снова ей было спокойно и легко.

Вот и на работу сегодня не идти, встретила в булочной свою заводчанку, наказала передать мастеру: муж приехал, так она положенные ей два отгула берёт сегодня и завтра, это четверг и пятница, да выходные, ловко получилось — четыре дня дома.

Она услышала, как прошлёпала в ванную Шурка, пошумела там и, сонно, почти не открывая глаз, пришла на кухню. Привычно потянулась к бидону с молоком, заметила мать, но сначала напилась, а потом потёрлась о нё плечом и тоже стала смотреть в окно…

— Такси, — сказала Шурка.

Из такси вышел зелёный старик.

Он был в тусклом зелёном халате, и на голове накручено что-то зелёное с белым — как полотенце у женщин после душа. И борода у него была тоже белая и как будто зелёная.

И, конечно, явился он откуда-то оттуда, из далёких стран, где пьют зелёный чай и глее всегда зелёные деревья и медные позеленевшие кувшины, и города из белого и зелёного камня — какие-нибудь Бухара и Коканд, в них-то и живёт старик.

Старик стоял, подняв лицо вверх, смотрел на балконы…

Потом с четвёртого этажа закричала ему что-то нерусское черноволосая женщина с ребёнком на руках, и старик ответил ей тоже непонятно, отрывисто и хрипло…

— Такой зелёный Магомет, — сказала Шурка.

Удивительная детская точность была в этих словах, и Тоня, вспомнив мужнино слово «оленёнок», снова изумилась и засмеялась.

Она взяла в руки лицо дочери, прошептала ей:

— Отец приехал.

— Где? — Шурка нырнула под материны руки к окну.

— Спит он. Ты не видела разве? На диване.

Шурка метнулась к двери и замешкалась.

— Он какой? — спросила она тоже шепотом.

Тоня смотрела на неё растерянно.

— Большой, — сказала она, наконец…

…Она открыла кран, воды ещё не было, и решила сходить за мясом, может, уже привезли. Из коридора заглянула в комнату. Шурка сидела на своей постели, сложив руки на подогнутых коленях, неотрывно смотрела на спящего отца…

Мяса в магазин ещё не привезли, она пошла в кулинарию, купила фарш. В углу, где сверкала заграничная кофеварка, и продавали бутерброды, управдом Пётр Иванович дул на горячий кофе.