Валерий Баранов - Жили-были други прадеды

Сколько же ему было, когда это случилось-то? Семнадцать, что ли? Был бы подростком, так, может, и обошлось бы всё. А так — вроде бы уже и взрослый человек, и никаких поблажек по военному времени. Тогда закон был: опоздаешь на работу хоть бы и на полчаса, могут и под суд отдать, а если полдня прогуляешь — так уж точно.

Если бы не проверяющие из шахтоуправления — из политотдела, — можно было бы и замять, отработал бы лишние две-три смены, загладил вину. А они с проверкой своей спозаранку встали в нужных местах. Стоят, караулят, отмечают, кто когда пришел, со списками сверяются. Ага, этот на пять минут опоздал, этот на десять, а этот уже совсем на все двадцать пять, да еще и как будто с похмелья.

Вот вроде и все прошли. Сверили окончательно с табелем — и сами себе не верят: один рабочий так и не явился. Слесарь. Из детской группы? Нет. Недавно перешел в молодежную? Куда недавно — год уже как. Фамилия больно знакомая — не родня ли начальнику? Сын родной, младший. Старший-то еще в сорок первом… Под Москвой. Может, больной или услали куда с поручением? Да нет вроде. Так разыскать и привести.

А Володька перед тем с девочкой разгулялся, до рассвета у речки пропадали. Завалился на сеновал, думал, часа два вздремнуть и «как раз успею на смену». Мать еще вчера уехала на похороны к родне, отец уходил на шахту потемну с утра, а из сестер только две младшие оставались дома, другие замужем, и не догадались проверить да разбудить. Он и проспал всё на свете.

Пришли, разбудили, привели. Составили акт. Можно в суд отдавать.

Но решили дождаться самого Черемныха — всё же отец, да и начальник. Тот с утра в забои спустился, должен скоро подняться.

Наконец, он пришел, прочитал акт, выслал сына за дверь и говорит проверяющим:

— Всё правильно, товарищи, разгильдяев надо отлавливать. И построже с ними. Но с Володькой вы поспешили. В армию он уходит. Завтра и поедет на сбор.

— Да ему ж семнадцать едва, до призыва-то еще — ого!

— Доброволец он… У меня эта чертова пацанва давно уж заявления написала, лежат в военкомате, да там не берут, а я тут не отпускаю, мне самому люди во как нужны, хоть и малолетки.

Еще за минуту до того, как читать акт, Ваньша и не думал ни о сыне, ни об армии, не знал даже, писал ли Володька какое заявление, хотя и слышал, что кое-кто из ребят и писал, и ездил в военкомат. Он, правду сказать, хотел пустить сына в забои, приставить к отбойному молотку — сила у парня есть! — выдвинуть в стахановцы, в лучшие, в незаменимые, и выхлопотать ему бронь. Одного убили, так хоть второго сохранить.

А как прочел акт, как представилось ему всё, что сейчас последует — и сегодня, и завтра, и год, и два, и днем, и ночью. И откуда вдруг взялась эта мысль — об армии? Но возникла, и сразу весь будущий позор истаял, показалось — это единственный выход. Теперь надо проверяющим сказать это так, чтобы поверили. Остальное он успеет сделать до завтрашнего утра.

— Повестка должна была сегодня быть. Ну, будет завтра. Звонил мне позавчера товарищ из района, намекнул, может, Володьку в училище возьмут, танковое, что ли. Семилетка же за плечами.

Так складно совралось, что проверяющие и не усомнились. А он погодя (сына отослал домой, наказал носа никуда не высовывать до утра, до его, отцова, возвращения) переговорил со своим заместителем, взял на шахтной конюшне служебную верховую лошадь и скрылся в тайге. Была там давно известная мужикам тропка-дорожка, коротко и быстро выводящая в райцентр. Надо лишь в двух местах умело пройти с лошадью в поводу, там с правой руки скальная стена, слева обрыв в ущелье, и тропиночка в камне слишком узковата — только смелому да умелому и пройти.

К вечеру он был у военкома, старого товарища еще по гражданской. Никакой разнарядки в военное училище у того не было и неизвестно, когда поступит. А вот в учебный полк можно хоть завтра. На полтора-два месяца. Потом — на фронт. И никакой отмазки. Даже если придёт разнарядка на училище, из полка его уже не взять. Другая власть. Да и полк далеко, в другой области. Так что решай, старый друг, выбирай сам.

Он выбрал повестку. В учебный полк.

…Через год Володька вернулся домой насовсем. Без правой руки, с рубцом на груди. Повезло парню — так все считали. Да и верно!

А Ирка все-таки умчалась к возлюбленному…

Как-то на днях я ее стал поддразнивать этим словом — «О, возлюбленная!» — так она меня, конечно, наградила разными словечками, но видно было, что втайне ей это очень понравилось.