Фрэнсис Мэйес - Под солнцем Тосканы

Церковь Святого Христофора, почти на самой вершине, — самая моя любимая в Кортоне. Она очень древняя, её заложили в 1192 году на фундаменте этрусской церкви. Снаружи я разглядываю небольшую часовню с фреской Благовещения, Ангел только что приземлился, у него мучнисто-бледные голубоватые рукава и юбки всё ещё развеваются после полёта. Дверь в эту церковь всегда открыта. Вообще-то она приоткрыта, так что я медлю и раздумываю, можно ли войти. В плане эта церковь римская, внутри же балкон для органа сделан из раскрашенного дерева в завитках — трогательная сельская интерпретация барокко. Выцветшая фреска, единственная плоская в перспективе, изображает распятие Христа. Под каждую рану парящий ангел подносит чашу для сбора капающей крови. Эти церквушки по соседству с домами очень уютны. Мне нравится, что на алтарь прихожане ставят банки с увядающими садовыми цветами (сегодня здесь выстроились банок шесть), нравятся стопки католических журналов под другой фреской Благовещения. На этой Мария всплескивает руками в ответ на сообщение ангела. На её лице выражение, говорящее: вы, вероятно, пошутили. В глубине церкви темно. Я слышу лёгкий храп. В уединении на последней скамье вздремнул какой-то мужчина.

За церковью Святого Христофора открывается один из самых красивых видов на долину, по диагонали разрезанный участком крепостной стены, удивительно высокой. Что держало их на этом верху все эти века? Замок Медичи построен на вершине холма, и эта часть его длинных стен острым углом уходит вниз. Я иду вверх по дороге к воротам Монтанины, здесь самый верхний вход в город. Он тоже сделан этрусками. Я часто вхожу в город отсюда. Мой дом находится по другую сторону холма, и оттуда дорога на этот верхний уровень Кортоны остаётся горизонтальной. Я люблю проходить через верхнюю часть города. Ещё одна радость от моей прогулки — увидеть церковь Санта-Мария-Нуова. Как и церковь Санта-Мария-дель-Кальчинайо, эта расположена на широкой террасе, ниже уровня города. С дороги Монтанины я смотрю вниз, на её изящное здание, элегантный купол, который под солнцем выглядит очень глянцевым — аквамарин и бронза. Хотя церковь Кальчинайо более известна, ведь её проектировал Франческо ди Джорджо Мартини, всё же Санта-Мария-Нуова больше радует мой глаз. Любуясь ею, я забываю о таком понятии, как тяжесть. Эта церковь как будто на миг приземлилась на этом месте и, если случится чудо, вот-вот поднимется и улетит.

Развернувшись от ворот в сторону города, я иду к другому сокровищу — церкви Святого Николая. Она более новая — середины пятнадцатого века. Её украшения, как и в церкви Святого Христофора, одновременно дилетантские и очаровательные. Серьёзное произведение искусства — двусторонняя картина Синьорелли: с одной стороны снятие с Креста, с другой — Мадонна с Младенцем. Она предназначена для несения на штандарте в процессии, но сейчас её должен перевернуть хранитель. В жаркий день здесь хорошо отдыхать: ноги быстро остужаются на каменном полу. Уже направляясь к выходу, я замечаю почти спрятанное изображение ребёнка Христа. Автор картины — Джино Северини, ещё один мальчик из Кортоны. Северини, который в своё время подписал манифест футуристов, приверженца лозунга «убей лунный свет», мне сложно воспринимать в связи с религиозным искусством. Футуристы нападали на прошлое, приветствовали скорость, машины, промышленность. По всему городу, в ресторанах и барах, я видела плакаты картин Северини: кричащий цвет, вихрь, энергия. Потом, над столом в баре «Спорт», я увидела его Современную Мадонну, кормящую ребёнка. Эта женщина не похожа ни на одну виденную мной до сих пор Мадонну, у этой груди — как дыни канталупы. Обычно у Мадонны грудь выглядит как нечто отстранённое от её тела; бывают и круглые, как теннисный мячик. Оригинал Северини в Этрусском музее не вызывает скорби только потому, что он скучный. Отдельная комната, выделенная для Северини, увешана «винегретом» из его работ. Но нет ни одной его главной работы; к сожалению, представлены только образцы тех стилей, которых он в разное время придерживался: похожие на творения Брака коллажи с трубами, зубчатыми колёсами, спидометрами, столь любимые футуристами, женский портрет, скорее в стиле Сарджента, рисунки на уровне школы искусств и известные кубистские абстракции. В двух стеклянных витринах — его публикации и несколько писем от Брака и Аполлинера. Ни одна из представленных работ не отражает его индивидуальность и потенциал. Конечно, все футуристы пострадали из-за восторженного принятия фашизма: они выплеснули младенца вместе с водой. Но больше они пострадали из-за того, что оглядывались на Францию, ожидая новых веяний в искусстве оттуда. Многие замечательные картины футуристов так и остались никому не известными. По каким-то причинам Северини в последние годы в поисках сюжетов обратился к своим корням. Я думаю, в крови итальянских художников есть такой микроб, который побуждает их писать Иисуса и Марию.