Фрэнсис Мэйес - Под солнцем Тосканы

И в лавке «Фрукты-овощи» в конце июля всегда продают белые персики. Фиги, кажется, перезреют, пока я донесу их до дома. Абрикосы похожи на маленькие солнышки, а пучки полевого салата ещё влажные от росы. Девушка из дома Лапарелли, которая была канонизирована в ранге святой и теперь лежит непорочной в своём почитаемом гробу, когда-то заходила в эту лавку купить винограда, пока не отказалась от еды, чтобы прочувствовать страдания Иисуса. «Это из моего сада, сорвано сегодня утром», — слышала она, как сейчас слышу я, когда Мария Рита протягивает мне дыню. Она впускает меня в заднюю часть своей лавки — хочет продемонстрировать, насколько там прохладнее, и я снова попадаю в средневековый лабиринт — точно такие же есть во многих зданиях, за их фасадами и витринами, в которых выставлены видеокамеры и технические новинки фирмы «Алесси». Мы проходим под каменной лестницей, там стоит раковина, чтобы мыть товар, потом, спустившись на ступеньку ниже, оказываемся в узкой комнате, в конце которой виден поворот во тьму. «Прохладно», — говорит хозяйка, обмахиваясь. Она показывает мне своё кресло среди деревянных ящиков, где можно передохнуть между приходом покупателей. Но ей отдыхать некогда. У неё постоянно толпится народ — людям нравится её смех, нравится её товар. Её лавка открыта шесть с половиной дней в неделю, ещё и в саду работает. Её муж в этом году заболел, поэтому ей приходится каждый день самой передвигать ящики. В восемь часов она улыбается первым посетителям, отмывая свою стойку, смахивая пылинку с пирамиды гигантских красных перцев.

Мы заглядываем к ней каждый день. Каждый день она напоминает: «Будьте внимательны, синьора» — и поднимает кверху деформированную морковку, даёт нам корзину роскошных помидоров или изящную связку редисок. Каждая головка чеснока, каждый лимон, каждый арбуз в её лавке достоин внимания. Она всё вымыла и красиво разложила. Она должна быть уверена, что её постоянные клиенты получат отборный товар. Если я выбираю сливы (в продуктовых лавках дотрагиваться до товара нельзя, о чём я иногда забываю), она осмотрит каждую, отберёт те, которые ей чем-то не понравились, и заменит другими. Она всегда советует, как и что готовить. Нельзя приготовить минестру без bietola — свёклы: этот суп делают только из листовой свёклы. А для вкуса надо добавить туда корочку пармезана. Просто томите эти луковицы в оливковом масле подольше, добавьте чуть-чуть бальзаминового уксуса и подайте их на тостах, натёртых чесноком.

Многие из её покупателей — туристы, они заходят взять немного винограда или несколько персиков. Кто-то, совершив покупку, делает такие жесты, как будто моет руки, желая узнать, где можно вымыть фрукт. Мария Рита объясняет, что фрукт вымыт, никто к нему не прикасался, но покупатель не понимает.

Тогда она ведёт его вниз по улице и указывает на общественный фонтан. Её это смешит. «Интересно, откуда он такой взялся, что считает фрукт грязным?»

На каждой улице ремесленники открывают двери мастерских, впуская в помещение дневной свет. Когда я вижу их изделия, мне кажется, что здешние средневековые гильдии всё ещё практикуют свои ремесла.

Вот молодой человек работает над инкрустацией по дереву — наносит сложный цветочный орнамент на стол семнадцатого века. Отрезая кусочек древесины груши, он так же сосредоточен, как хирург, пришивающий пациенту оторванный палец. В другой лавке, возле Порто-Сант-Агостино, её хозяин Антонио, напряжённо вглядываясь тёмными глазами, обрамляет рамками гравюры с изображениями флоры. Я вхожу посмотреть товар и замечаю на полке очаровательное старинное зеркало. «Можно?» Я спрашиваю разрешения, прежде чем дотронуться. Но когда я поднимаю зеркало, оно с грохотом падает на пол, а в моей руке остаётся верхняя планка рамки. Я говорю, что готова заплатить за зеркало, но Антонио не соглашается. Он сделает пару небольших зеркал из покрытых бурыми пятнами осколков, и он починит рамку и вставит в неё новое зеркало. Уходя, я вижу, как заботливо он собирает осколки.

Но самое интересное — заглядывать туда, где реставрируют картины. Из дверей этой мастерской исходят густые испарения, и в ней две женщины в белом умело восстанавливают те участки полотен, которые были разрезаны или ещё как-то повреждены. Художники эпохи Возрождения пользовались мраморной пылью, мелом, яичной скорлупой, создавая основу под краски. Иногда они добавляли сусальное золото в закрепитель краски, сделанный на настое чеснока. Чёрную краску они получали из ламповой сажи, сгоревших веточек оливкового дерева и скорлупы ореха, некоторые красные краски — из секреций насекомых, часто доставленных из Азии. Другие красители изготавливались из камней, ягод, косточек персика, стекла, и эти краски наносили кистями из шкуры кабана, шерсти горностая, птичьих перьев: искусство неразрывно связано с природой. Чтобы дублировать краски этих платьев цвета ежевики, розово-фиолетовых плащей, лазурных одеяний, в этой небольшой лавке занимаются алхимией на современный лад.