Патио — терраса на верхнем этаже — сделана безупречно. Пол выложен кирпичами розового цвета, крепления ржавых железных перил заменены, так что терраса безопасна: при этом сохранен стиль ретро. Хоть что-то приятное.
К четырём сгущается сумрак, к пяти уже ночь. Тем не менее лавки открыты после сиесты. Они работают с утра, потом перерыв на сиесту, потом они открываются на несколько часов, уже в темноте: зимой режим точно такой же, как и в самую сильную летнюю жару. Мы забегаем поздороваться с синьором Мартини.
Мы рады видеть его, заранее зная, что на любое наше брюзжание он скажет: «Ба» и «Чертовски много» — такова его реакция на все случаи жизни. На своём плохом итальянском мы объясняем, что происходит с нашим домом. Уже уходя, я вспоминаю непонятный жест рабочего.
— Что бы это значило? — спрашиваю я, опуская одно веко.
— Это значит: он хитрит, будьте внимательны, — отвечает синьор Мартини. — Про кого это?
— Судя по всему, про нашего подрядчика.

Наконец мы в тёплом доме. Спасибо тебе, Элизабет. Мы покупаем красные свечи, срезанные ветки сосны и приносим их в дом, чтобы хоть что-то напоминало о Рождестве. Нам не до стряпни, всё можно найти в магазинах. Нам нравится мебель, которую презентует нам Элизабет. Кроме двуспальных кроватей, кофейного столика, двух письменных столов и ламп у нас будет старинный ларь для муки, на крышке которого замешивали хлебное тесто. Ёмкость для хранения хлеба имеет форму сейфа, а снизу есть ящики и шкафчик. Я провожу руками по тёплому каштановому дереву. Среди подаренных нам вещей — огромный платяной шкаф, такой большой, что в нём поместится всё постельное и столовое бельё, а ещё стол для столовой, антикварные сундуки, два деревенских стула и чудесные тарелки и столовые приборы. Совершенно неожиданно наш дом окажется меблированным. При нашем обилии комнат ещё останется много свободного места для приобретения предметов интерьера по своему вкусу. Нам, оказавшимся в самом эпицентре ремонта со всеми его ужасами, такой великий акт щедрости невероятно греет душу. Сейчас эта мебель кажется неотъемлемой частью аккуратного дома Элизабет, но до отъезда мы должны всю её перевезти в наш дом, забитый строительным мусором.
С приближением Рождества работы идут всё медленнее, потом прекращаются. Мы не представляли, что в этой стране бывает так много выходных. Причём к Новому году добавляется ещё несколько. Мы никогда не слышали о святом Стефано, а он, оказывается, заслуживает ещё одного выходного. Франческо Фалько, который двадцать лет проработал на Элизабет, приходит с сыном Джорджо и пасынком. Они разбирают платяной шкаф, погружают всю мебель в грузовик, мы не берём только письменный стол — он слишком широк для моего кабинета. За этим столом Элизабет написала все свои книги, и мне кажется, что негоже уносить его из её дома. Я тащу в нашу машину коробки с блюдами и, подняв глаза, вижу, как из окна второго этажа на верёвках опускают стол. Стол благополучно приземляется, все аплодируют.
Приехав в Брамасоль, мы втискиваем всю мебель в две комнаты, которые заранее разгребли и подмели, и накрываем полиэтиленовой плёнкой.
Мы абсолютно беспомощны. Бенито не отвечает на наши звонки. У меня заболело горло. Эд всё больше молчит. Моя дочь в Нью-Йорке подхватила грипп, впервые проводит Рождество не со мной, потому что наш дом в Италии не готов. Я долго рассматриваю журнал с рекламой Багамских островов: полукруглый пляж с сахарно-белым песком, чистая синь воды. И какой-то счастливчик плавает на жёлтом с полосками надувном плотике, нежась под ласковым солнцем.
В канун Рождества мы едим пасту с лесными грибами, телятину и пьём отличное кьянти. Кроме нас, в ресторане только один человек, ведь Рождество прежде всего праздник семейный. Мужчина в коричневом костюме сидит очень прямо. Он не спеша запивает еду вином, наливая себе по полрюмки, нюхает вино, как будто оно коллекционное, а не обычное домашнее. Он тщательно пережевывает пищу. Мы всё доели, но на часах ещё девять тридцать. Мы вернёмся в дом Элизабет, разведём огонь в камине, разопьём мускатное десертное вино и съедим кекс, купленный сегодня днём. Пока Эд ждёт кофе, мужчине подают тарелку сыров и миску грецких орехов. В ресторане тихо. Мужчина расщёлкивает орех. Он отрезает кусочек сыра, смакует его, съедает орех, потом расщёлкивает ещё один. Мне хочется положить голову на белую скатерть и заплакать.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу