Читра Дивакаруни - Принцесса специй

Но вдруг послышался смех. Он прозвенел так четко и отрезвляюще, таким насмешливым звоном, что я сразу пришла в себя.

И, даже не глядя, поняла, кто это был.

Да, и их двое: одна легко опирается на руку своего кавалера, другая вылезает из длинной сияющей черной машины с отливающими золотом вставками в колесах, на длинных ногах, в темных шелковых чулках. Все в блеске украшений, бугенвильские девушки отбрасывают назад свои локоны, дышат запахами, которые разливаются в сгущающемся воздухе между нами. Платья с открытыми спинами держатся на них будто по волшебству, с длинным разрезом до середины бедра. Темный бархат и сливки. Их золотисто-коричневые тела горячи и вибрируют, как двигатель автомобиля, готовый к событиям, преодолению расстояний.

Что они здесь делают? Последний раз я их видела в моем магазинчике, они покупали шафран и фисташки.

— Еда здесь не так чтобы очень, — сказала одна из них, — но виды восхитительные.

Теперь я его заметила — ресторан в скале, и такого же цвета; врезанная в стену табличка — двойное стекло и перед ним — океан, который похож на блюдо из золота.

— Да уж, виды, — ответила вторая, и на секунду ее взгляд, трепещущий под пепельно-черными ресницами, остановился прямо на мне. Ее губы — клюква и глянец — изгибаются в усмешке.

Я осознаю, что все еще в объятиях Равена, и вырываюсь.

Ее кавалер, белый мужчина, что-то ей шепчет.

Женщина, в отличие от него, не считает нужным скрываться.

— Ну, что касается некоторых, — начинает она, — мне кажется, здесь дело не во вкусах, — и она оценивающе оглядывает Равена.

На меня накатывает волна жара, взрываясь красными звездочками в глазах. Другая снова смеется, плотнее прижимаясь к мужчине, который держит ее за тонкую талию. В бешенстве я смотрю на хорошенькую линию ее шеи, ее груди.

— Знаешь ведь как это бывает, людей возбуждают разные извращения.

— У, а платье, — присвистнул ее друг, — посмотрите на ее платье.

— Жалкое зрелище, — согласилась другая. — Чего только некоторые женщины не делают, чтобы выглядеть моложе.

Глаза мужчины скользнули по нам скучающе, как будто он и не такое еще видел. И это не стоит его внимания и времени.

— Пойдемте, надо поторопиться, — сказал он, — если хотите успеть поесть до театра.

Дверь ресторана закрылась за ними.

Внутри у меня бурление, оно поднимается от самых ступней и подступает к горлу. Оно цвета грязной пены.

Я злобно жду. Еще секунда — и эта пена выплеснется у меня изо рта древними словами проклятия (не помню, где я их выучила) — и эти девицы…

Но.

— Не обращай на них внимания, — сказал Равен, — это все ерунда, — он стиснул меня за руку повыше локтя, как будто понял мои намерения. — Дорогая моя, — сказал он настойчиво, — они не знают тебя, не знают, кто ты на самом деле. Им нас не понять. Не позволяй им испортить наш вечер, — он продолжал меня так держать, пока я немного не успокоилась.

Но вечер уже был испорчен. Мы в молчании дошли до машины. И когда Равен попытался приобнять меня за плечи, я отстранилась. Он больше не пытался. И не продолжил свою историю. Так, молча, мы проехали через мост, и, оглянувшись, я увидела, что туман приглушил огни и они мерцают трепетно, как умирающие светлячки.

Равен остановил машину у подъезда дома Харона. Посидел немного с включенным двигателем. Когда я только бросила «спасибо», он сказал:

— Я приду завтра.

— Я буду занята, — сказала, вылезая из машины, неуклюжая, неповоротливая и злобно сознающая это, в свете памяти легких молодых ног в нейлоне.

— Тогда послезавтра.

— Я тоже буду занята.

Грубая Тило, — пробивается голос сквозь кружение мыслей. Он-то чем виноват?

— Я все равно приду, — сказал он. — Дай мне руку.

Когда я не послушалась, он сам взял ее и прижал ладонь к своим губам. Затем легким движением провел по моим пальцам.

— Дорогая Тило, — в его голосе звенит нежность, но также и доля иронии, — а я думал, ты мудрая женщина.

Поднимаясь вверх по ступенькам, я накрываю теплый отпечаток от его поцелуя. На лице невольная полуулыбка.

Затем я вспоминаю еще кое о чем, что мне испортили эти девицы, и снова вспыхиваю яростью.

Змеи. Мой единственный шанс увидеть их — потерян.

Дверь в комнату Харона кажется на ощупь хрупкой, как скорлупа. Пустая покинутая ракушка. Еще до того, как я постучала, я уже знала, что никого внутри нет.

Где он может быть? Неужели я опять его упустила? Но на этот раз я пришла в нужное время. Может быть, он сейчас молится и в таком случае не ответит, пока не закончит.