Лорен Вайсбергер - Дьявол носит «Прада»

— А если она очнется? Ведь когда люди выходят из комы, у них часто бывают нарушены функции мозга, и даже параличи бывают! Господи, я этого не вынесу!

— Они пока ничего не знают. Говорят, что у нее присутствует коленный рефлекс, — это очень хороший признак, что паралича нет. Но она сильно ударилась головой, и тут трудно что-либо сказать, пока она не придет в сознание. Надо ждать.

Мы поговорили еще несколько минут, потом я повесила трубку и позвонила Алексу на мобильный.

— Привет, это я. Ты ее видел? — без всякого предисловия начала я. Я стала в чем-то походить на Миранду.

— Энди, привет. Так ты знаешь?

— Да, мы сейчас говорили с папой. Видел ты ее?

— Да, я сейчас в больнице. В палату меня не пускают: время позднее, и я не член семьи, но я хочу быть рядом, если вдруг она очнется.

Он казался таким далеким. Отрешенным. Погруженным в собственные мысли.

— Так что там стряслось? Мама сказала, она вроде бы вела машину и врезалась в такси, но я не очень поняла.

— Это ужас какой-то, — вздохнул он; ему явно очень не хотелось первому рассказывать мне эту историю. — Я в общем-то мало что знаю, просто я говорил с тем парнем, который был с ней тогда в машине. Ты помнишь Бенджамина? Она еще с ним встречалась на втором курсе, а потом застала его с какими-то девицами.

— Ну да, он работает в том же здании, что и я, я его иногда вижу. Какого черта они были вместе? Лили его ненавидит, она так и не простила ему тот случай.

— Я знаю, я тоже так думал, но, похоже, они встречались, ну и в ту ночь были вместе. Он говорит, они ездили послушать группу «Фиш» [23] «Фиш» — культовая рок-группа, считающаяся преемником «Благодарных мертвых». в «Колизее Нассау» и как раз возвращались с Лонг-Айленда. Видимо, он перебрал с травкой и решил, что не может вести машину, тогда вызвалась Лили. До города они добрались нормально, а потом Лили проскочила на красный и свернула не там, вырулила прямо на встречную. Они врезались в такси водительской стороной, ну и, в общем, сама понимаешь… — Голос его звучал сдавленно, словно он сдерживал рыдания, и я вдруг поняла, что все очень, очень плохо.

Последние полчаса я только и делала, что задавала вопросы — маме, папе, теперь вот Алексу, — но я все не решалась спросить саму себя: почему Лили поехала на красный, почему она повела машину против встречного потока? Не было нужды спрашивать: Алекс, как всегда, знал, о чем я думаю.

— Энди, у нее уровень алкоголя в крови был чуть ли не вдвое выше предельно допустимой нормы. — Он постарался выговорить это четко, чтобы не пришлось повторять дважды.

— О Господи!..

— Если… то есть когда она очнется, и если даже с ней самой все будет в порядке, ее ждут большие неприятности. У таксиста, к счастью, всего несколько синяков и ссадин, да и Бен отделался переломом бедра. Надо ждать, что будет с Лили. Когда ты приезжаешь?

— Что? — Мне все еще не удавалось уяснить себе, что Лили встречалась с парнем, которого, как я думала, она ненавидит, что она была с ним и выпивала с ним, и кончилось все это тем, что теперь она в коме.

— Я спрашиваю, когда ты приезжаешь? — Я молчала, а он продолжал: — Ты ведь собираешься приехать? Твоя лучшая подруга попала в больницу, ты же не можешь спокойно взять и остаться во Франции?

— Чего ты добиваешься, Алекс? Уж не хочешь ли ты сказать, что это моя вина, раз меня не было рядом с ней? Что из-за меня, из-за того, что я сейчас в Париже, она оказалась на больничной койке? Что, если бы я знала, что она снова встречается с этим Бенджи, ничего бы не случилось? Ты это хочешь сказать? — Я сорвалась на крик, все потрясения сегодняшней ночи разом поднялись в душе и искали выхода.

— Ничего такого я не говорил. Ты сама это придумала. Я просто считал, что ты захочешь приехать к ней как можно скорее. Я не собираюсь читать тебе мораль, Энди, и ты это знаешь. А я знаю, что сейчас в Париже глубокая ночь и что в ближайшие несколько часов ты все равно ничего не сможешь сделать, поэтому лучше поспи, а когда решишь, каким рейсом вылетаешь, позвони мне. Я тебя встречу в аэропорту, и мы сразу поедем в больницу.

— Хорошо. Спасибо за то, что ты сейчас рядом с ней, я тебе очень благодарна, и Лили, конечно, тоже чувствует твою заботу. Когда решу, что мне делать, позвоню.

— Ладно, Энди. Я скучаю по тебе. И не сомневаюсь, что ты примешь правильное решение.

И не успела я возмутиться этой последней фразой, как в трубке послышались частые гудки.

Приму правильное решение? Правильное? Какое еще, к черту, правильное? Меня бесила мысль, что он ожидает, что я сейчас вскочу в самолет и помчусь домой — точь-в-точь по его указке. Бесил его снисходительный, назидательный тон — будто я была девчонкой-второклассницей, и он отчитывал меня за болтовню на уроке. Бесило, что он сейчас рядом с Лили, хотя она моя подруга; бесило, что, не будь его, родителям не удалось бы со мной связаться и что сейчас он снова выступает в своей излюбленной роли добродела и проповедника. Где те времена, когда его поддержка значила для меня так много и я не сомневалась, что, каковы бы ни были ожидающие нас трудности, вместе мы все преодолеем? Что с нами случилось?