Мартин Андерсен-Нексе - Дитте - дитя человеческое

— Нет, это я у нашего старика научился. Право слово! Ты-то разве никогда не видал у нас таких фокусов?

Ларс Петер что-то не помнил.

— Верно, это уж после меня было, — уклончиво сказал он.

— Да это же наша старинная специальность! — усмехнулся Йоханнес.

Новый промысел оказался прибыльным, и Ларc Потер, при всем своем отвращении к нему, сдался. Он по-прежнему предоставлял брату одному ездить, покупать и продавать, но принимал участие в домашней работе, выучился свежевать скотину, выделывать колбасы, а также варить мыло и смазку из того, что уже нельзя было продать. Ларсу Петеру было трудно привыкать к этому старинному семейному занятию.

Скверно попахивало от Сорочьего Гнезда в то лето. Люди, проезжая мимо, затыкали носы и нахлестывали лошадей. Вместе с Йоханнесом в доме появились деньги, теперь в них никогда не ощущалось недостатка. Но это не радовало ни Ларса Петера, ни детей, — они чувствовали по всему, что про Сорочье Гнездо люди сплетничают еще больше прежнего. И хуже всего было то, что у них самих теперь уже не стало облегчающего душу сознания, что их обижают несправедливо, что они-го ни в чем не виноваты. Теперь у людей были основания глядеть на них свысока.

Йоханнесу наплевать было на все это. Он почти не сидел дома, ездил — скупал, продавал. Он хорошо зарабатывал и начинал задирать нос. Частенько, покупая скотину на убой, перепродавал ее. Покучивал, по слухам, вел картежную игру в компании других прасолов, посещал пирушки с танцами. Случалось, что и в драку ввязывался и возвращался домой с фонарем под глазом, с шишками на голове. Денег он тратил, по-видимому, очень много, — ведь проверить его заработок никак нельзя было. Да и, разумеется, это его дело. Но он вел себя так, будто один содержит весь дом, и чуть что — выходил из себя. Ларc Петер старался ни во что не вмешиваться, — он дорожил миром в семье.

Но в конце концов дело кончилось взрывом. Йоханнес раз навсегда возненавидел Большого Кляуса и однажды, когда Ларса Петера не было дома, вывел конягу из конюшни и стал запрягать, желая, — как он сказал детям, — научить старого одра хорошим манерам. Трудно оказалось загнать Большого Кляуса в оглобли, он угрожающе бил хвостом, скалил зубы, а когда его все-таки впрягли, не захотел сдвинуться с места, сколько ни хлестал его Йоханнес. Тот наконец выскочил из телеги вне себя от ярости, схватил валек от бороны и обрушил несколько тяжелых ударов на костлявую спину в ребра лошади. Дети подняли крик. Большой Кляус, весь в мыле, стоял, не двигаясь, дрожа и тяжело поводя боками. Но всякий раз, как Йоханнес снова накидывался на него и начинал дубасить, конь принимался неистово бить задними копытами, высекая искры из окованного железом передка телеги. Наконец Йоханнес отказался от борьбы, швырнул свое оружие и ушел в дом.

Дитте пробовала было вмешаться, но дядя оттолкнул ее. Теперь она подошла к Большому Кляусу, выпрягла его, дала ему напиться и набросила мокрый мешок на израненный крестец, а младшие дети, обливаясь слезами, стали совать лошади куски хлеба. Вскоре Йоханнес вышел одетый по-дорожному и, ни на кого не глядя, стал запрягать свою лошадь. Когда он выехал со двора, ребятишки, попрятавшиеся было, вылезли из своих убежищ и сердито поглядели ему вслед.

— Он совсем уехал? — спросила Эльза.

— Пускай бы совсем, или пусть бы заблудился — только бы никогда не возвращался больше! Скверный, злой человек! — отозвался Кристиан. Никто из детей теперь не любил дядю.

На тропинке, идущей через поле от болота, показался человек. Это был отец. Дети побежали ему навстречу и, перебивая друг друга, рассказали о том, что произошло. Ларc Петер сначала с минуту глядел на них в недоумении, как бы ничего не понимая, затем кинулся к дому бегом. Дитте прошла за ним в стойло. Большой Кляус оказался в самом жалком состоянии, весь как-то ослаб, обвис всем телом и начинал дрожать, как только с ним заговаривали. Круп у него был страшно иссечен.

Ларс Петер потемнел в лице.

— Пусть благодарит бога за то, что вовремя убрался! — сказал он Дитте.

Потом он ощупал Большого Кляуса, чтобы узнать, нет ли где у него переломов. Коняга поочередно подымал ноги с ‘большой осторожностью, видно было, что ему больно.

— Экий зверь! Так искалечить моего верного друга! — сказал Ларc Петер, ласково поглаживая ноги своего любимца. Тот тихонько заржал и поскреб копытом. Это он, пользуясь тем, что его жалеют, хотел выклянчить у хозяина лишнюю порцию овса.