Мартин Андерсен-Нексе - Дитте - дитя человеческое

Не страдал ли он какою внутреннею болезнью? Не шел ли навстречу смерти?.. Дитте вздрогнула, тихонько выскользнула из комнаты, попросила соседку присмотреть за больным и сама поспешила домой. И, собрав свои пожитки, распорядилась, чтобы их доставили в жилище Георга, куда и сама перебралась.

Наступила полоса тревожного счастья. Дитте так устроилась с работой, что могла несколько раз в день забегать домой — взглянуть на Георга, подогреть ему еду и немножко развлечь его. Она стала интересоваться политическими событиями, чтобы рассказывать ему о них, и покупала дешевые газетки. Он очень любил читать, и у него было несколько толстых книг — романов, набранных из разных библиотек и не возвращенных нм. Дитте ни в чем не любила беспорядка, сама она очень аккуратно возвращала взятое по необходимости в долг или напрокат. Но возвращать эти книги теперь было слишком поздно. И они, во всяком случае, пригодились опять. Прочитав все до конца, он начинал опять читать их с тем же интересом; совсем как ребенок!

Так коротал Георг свой день и был благодарен за всякую ласку и заботу. Он хорошо чувствовал себя в постели и не выражал никакого желания встать и выйти из дому. Дитте не радовалась, так как видела в этом лишь доказательство того, как он слаб. Лучше не питать иллюзий, тогда разочарований не будет! Но в глубине ее души все-таки теплилась надежда на более спокойное будущее.

Вставала она в три-четыре часа утра и бегала несколько часов подряд, разнося газеты, чтобы выгадать время днем для ухода за Георгом и для другой случайной работы. Она ни от чего теперь не отказывалась. С трудом можно было заработать деньги на жизнь, но Георг всему радовался. Дитте поражалась, до какой степени он был нетребователен. Достаточно было безделицы, чтобы привести его в радостное настроение.

— Чудесно! — отзывался он обо всем. — Дай только мне поправиться, — закипит у нас дело! — весело прибавлял он. — Будем оба зарабатывать деньги.

По вечерам и по воскресеньям Дитте давала себе отдых: присаживалась к нему на кровать, и они подробно обсуждали свое будущее. Она рассказывала ему о своем мальчугане, ей не хотелось иметь от Георга тайну, ведь они теперь жили, как муж с женой.

— Я добуду тебе его! — сказал он уверенно. — Если приемные родители откажутся отдать его, я обращусь к полиции.

Дитте не очень верила в помощь полиции.

— Полиция не для нас, — сказала она.

— Нет, когда бедняк не поладит с бедняком, полиция отлично делает свое дело, — пояснил Георг.

Он хоть и медленно, но поправлялся, и аппетит у него появился, однако Дитте приходилось соблюдать большую осторожность, его от многого тошнило.

— Это со мною всегда бывало, сколько я себя помню, — говорил он, смеясь над ее испугом. — Очень я, видишь ли, нежным уродился!

Однажды, вернувшись домой, она застала его на ногах. Он сидел у окна и глядел на выпавший снег. Георг, правда, еще был бледен и слаб, но все же это был шаг вперед.

— Знаешь, о чем я тут сижу и думаю? — спросил он. — О жизни. Нету в ней, на мой взгляд, никакого настоящего смысла. Добро и зло, например, разве они от тебя зависят? Ни то-.ни другое. Можно жалеть, что причиняешь кому-то горе или вред, но удержаться от этого не можешь. Иной, пожалуй, сам больше всех терзается, когда замышляет что-нибудь неладное… Но вина все-таки остается на нем. Какой же смысл во всем этом?

Дитте рассмеялась.

— Скажите, пожалуйста, сидит тут и рассуждает! — сказала она радостно, гордясь тем, что он такой умный. — Но вот тебе кое-что другое, чем заняться, — жареный цыпленок. Это мне дали мои прежние господа. Они вообще люди неплохие. Никто так хорошо не ухаживал за собакой, как я, — сказал мне старый барин.

Георг мельком взглянул на цыпленка.

— Не знаю почему, но я всегда был равнодушен к пище, — проговорил он в раздумье. — Чего никак нельзя сказать про вино, — прибавил он с горькой усмешкой.

— Да у тебя и к напиткам пристрастия не было, — с живостью ответила Дитте. — Ты пил только за компанию! И знаешь, почему? Тебе, видно, надоела эта серая жизнь и хотелось перемены — чего-нибудь необыкновенного.

Теперь Георг, во всяком случае, не чувствовал потребности в перемене и большею частью не покидал комнаты. Дитте, в свою очередь, была отчасти довольна тем, что он поправляется так медленно. Она хоть знала теперь, что всегда застанет его на месте.

Но однажды его все-таки не оказалось дома, когда она вернулась; он исчез, не сказавшись, не оставив никакой записки. Дитте стояла, как потерянная, смотря на пустую комнату и прижав руки к сердцу.