Мартин Андерсен-Нексе - Дитте - дитя человеческое

После двух-трех первых чашек кофе с булками захотелось поработать языком. Мужчины начали переговариваться между собой.

— Ну, Ларc Петер, семья-то у тебя скоро прибавится? — спросил Расмус Ольсен.

— Да, легче становится, как сказала баба, потеряв штаны! — отшутился Ларc Петер.

Поднялся общий смех и говор. Заговорили о погоде — какая стоит сегодня и какая была в день праздника восемь лет тому назад. Мужчины один за другим перешагнули через скамьи и собрались у середины стола, где сидел Якоб Рулевой, пожирая булки. А ему того и надо было. Где только еда, там ему и хорошо! На столе с закусками стояло целых пять ящиков с сигарами. Уж не собираются ли бабы сами выкурить их? Ага! Марта догадалась-таки и стала обносить гостей. «Берите по две!» — говорила она, обходя весь круг. Жира у Марты во всяком случае не прибавилось — пока!.. А ведь когда-нибудь все добро перейдет к ней.

По случаю праздника надо было предпринять что-нибудь особенное, и вот мужчины толпой побрели в гавань — прогуляться, пока женщины накроют к ужину. У пожарного сарая они встретили трактирщика, он шел с какими-то людьми, с виду похожими на начальство. Уж не явились ли они описать его имущество? Во всяком случае вид у Людоеда был невеселый. И он не пожелал, чтобы рыбаки шли в гавань.

— Пройдитесь-ка лучше туда, подальше, на новые посадки, чтобы нагулять себе аппетит к ужину, — сказал он мимоходом.

Все постояли немножко в раздумье, потом свернули в дюны, чтобы вздремнуть там. Идти гулять куда-то в сторону от моря им вообще в голову прийти не могло.

Из-за прибытия незваных гостей возвышение пустовало. Предполагалось ведь, что трактирщик устроит между двумя трапезами религиозную беседу с проповедью и пением псалмов. Но он так и не показался во время перерыва, да не пришел и к началу настоящего пира.

Явились и мастеровые, строившие виллу. Эти сразу внесли оживление.

— Давайте мы все, долговязые ребята, усядемся на одном конце стола, — предложили они рыбакам, — не то бутылки высохнут, отыскивая нас за столом.

Все начали пересаживаться, и дело не обошлось без равных шуток. Копенгагенцы непременно хотели посадить одного из своих товарищей среди детей, — по их уверениям, он еще не отвык от соски. Он и уселся с детьми, но захватил с собой бутыль с водкой и то прижимал ев к себе, то размахивал ею, к великой потехе детей и женщин. Кончилось тем, что товарищам пришлось упрашивать его вернуться к ним.

Теперь и женщины сидели за столом, и это еще больше оживило праздник. Они так и покатывались со смеху над шутками копенгагенцев. Большинство рыбаков и ее подозревало до нынешнего дня, сколько жизни и веселья в их женах, с которыми их связала судьба. Они весело смеялись, когда рабочие начинали острить, и сами за словом в карман не лезли. Копенгагенцы сразу придумали всему смешные прозвища. Самое большое блюдо с бутербродами назвали Амагером [7] Один из островов, на которых расположен Копенгаген , колбасу-рулет — проселком в Роскильде [8] Город, до 1443 г. — столица Дайан. ; выпить рюмочку называлось у них «согнуть локоток». Рыбаков величали они «водоглотами».

— Ой, водоглот, не помянуть ли нам про себя нашу прабабушку! — говорили они, желая чокнуться с кем-нибудь из рыбаков. Те не мастера были отшучиваться. Один Ларc Петер мог постоять за себя, — недаром же он был из рода угольщиков. Когда копенгагенцы назвали его водоглотом, он называл их пивоглотами, и это имело успех. Они действительно повыпили за лето немало пивца в трактире! Сам Ларc Петер веселился от души; раскаты его громового смеха разносились над всем столом. Да, уж вот вышел праздник так праздник! Весь стол заставлен был блюдами со всевозможными бутербродами, пива и водки было тоже вволю. И заходящее солнце играло на стекле бутылок и стаканов, зажигало искры в глазах раскрасневшихся гостей.

Трактирщик появился, когда веселье было в полном разгаре. Увидев его, все мигом притихли, даже копенгагенцы. Он неожиданно очутился на помосте и оглядывал оттуда всех; никто и не заметил, как он туда пробрался. Над барьером чуть-чуть выдавались широкие плечи, вдавленная в них огромная голова медленно поворачивалась по сторонам, — он был похож на какую-то диковинную заморскую птицу.

— Ну, вы, кажется, довольны? — сказал он со своей холодной лошадиной улыбкой-гримасой. — Да вы не стесняйтесь, пожалуйста! Я вас надул, не сказал проповедь после обеда, так вот скажу теперь несколько слов, благо, вы все тут в сборе. На беседы вас не заманить было; и не приходится упрекать вас за это, вам казалось, наверное, что дома спится слаще. А «кто спит, тот не грешит». Но теперь я держу вас крепко — коли не едой, так бутылками. Сегодня вы не удерете от слова божьего!