Мария Свешникова - Fuck’ты

— Опять слово «случайно». Оно как паразит в твоем лексиконе.

— Скорее, откровенный паразит в жизни. Так скажи, почему ты не хочешь, чтобы я читала тот рассказ?

Он рукой провел по моей ноге, все еще другой рукой держа мышь. И что он в ней нашел?

Алек явно не хотел отвечать. А это был еще один аргумент, доказывающий его невиновность. Вердикт: помиловать.

Осознав, что под длинной черной туникой нет нижнего белья, он, наконец, отпустил компьютерное животное. Его руки медленно шли по спине, еле касаясь, сквозь легкий хлопок я чувствовала каждый изгиб его ладоней. Мои же руки скользили по ливням волос, терялись возле плеч и уходили ниже. Все легко, завораживающе — в тонких полуприкосновениях, сквозь которые чувствуешь, что происходит под кожей. Ну и вообще, что происходит. Он дотронулся языком за ухом, я чувствовала кожей шеи его нос, а дыхание чуть колыхало длинные соломенные волосы, мои, естественно. Я чуть отпрянула от его тела, посмотрела немного загадочно, схватила стопку бумаг чужой жизни, лежащую на клавиатуре, и кинула прочь. Она рассыпалась, дополнив мой черно-белый ковер, хотя скорее бело-черный, если судить по процентному соотношению цветов.

Со стула мы соскользнули на пол… И там, среди букв, строк и эмоций, откровений и поэтической лжи, рождались новые этюды, пока на уровне сплетения тел, срывающегося белья и прерывистого дыхания, мягких губ и играющих поцелуев… То, что потом дождем упадет на пол… Пока там были мы…

Под утро мы уснули. Но, как известно, стоит только погрузиться в мягкую и нежную полудрему, как тут же что-то нарушит это сладостное молчание… Зазвонил мобильный. На часах не было и пяти. Романович так и не проснулся, а я пошла по литературному ковру искать затерявшийся в белом, снежного цвета, телефон. Это был Макс…

— Ты прочитала? — все тем же улыбающимся голосом спросил он.

— И так тоже можно сказать, — ответила я, нажала на сброс и кинула телефон в сторону, и даже снова уснула. Во сне мне страшно хотелось есть. Все-таки желудок, а не сердце, руководит нашей жизнедеятельностью.

А когда первое зарево, минуя тихий проспект, открылось взору из-за дома напротив, Алек ни с того ни с сего спросил:

— Ты с ним спала?

— С кем?

— Кого ты представила нам с Жанной в том ресторане.

— Почему ты так решил?

— По разговору…

Я улыбнулась и провела рукой по собственному лицу, стараясь остаться в этом молчании…

— Расскажи, как это было… Я хочу знать…

Он сел на край кровати, согнув чуть искривленный позвоночник. Голый, он сидел рядом со мной. Мы были ближе всего друг другу.

На пороге появилась таинственная незнакомка, ее взгляд был прикован к моей груди. Я руками прикрыла свою наготу, стесняясь. В мыслях я крикнула:

«Пошла к черту, только не сейчас, слышишь! Только не сегодня! Уходи, оставь меня. Ты не видишь? Какая же ты страшная. Любовь».

— Пойдем пройдемся, — обратилась я к Романовичу, не заметившему утреннюю гостью.

— А здесь рассказать не можешь?

— Не хочу… Ты уверен, что хочешь это знать?

— А ты расскажи…

Было начало восьмого утра. А может, и конец. Какая разница. Я, как всегда, мало спала и ничего не ела. А зачем мне есть?

На улице был шероховатый утренний воздух, опять серый, глянцевый и немного тучный газ скользил по пыльным дорогам, и странная отчужденность повисла между тем, что называлось небом и асфальтом с редкими оазисами земли. Травы еще не было.

— Когда же, наконец, листья появятся?

— А что тебе до них, ты о себе думай…

— Я просто люблю, когда в городе что-то фотосинтезирует.

Мы шли мимо витрин продуктовых магазинов, не касаясь друг друга, неведомая сила заставила свернуть на маленькую дорожку позади цирка. Казалось, все вокруг отделено от нас стеклянной стеной, и как бы ни хотела я убежать от этого разговора, мне бы это не удалось. Я существовала под странным колпаком, взаперти, в странной кладовке, ключи от которой хранились у нее, девушки, с которой мы на рассвете, наконец, познакомились.

Мы свернули в парк, если, конечно, пару-тройку лысых тополей можно назвать парком. Почему-то страшно захотелось, чтобы проехала рыжая, своей статью чуть похожая на бегемота, поливальная машина, ну или, на худой конец, грузовик «Хлеб». И это не ностальгия. Я вообще стараюсь не вспоминать — что толку. Я же теперь люблю.

Мы были не одиноки. Пожилая женщина в старом твидовом пальто прогуливала своего шпица, все время поправляя огненно-красную беретку и приговаривая: «Миня, не убегай от меня…» Миня. Странное имя. Может, это был Михаил, Миша, а может, в честь Минина и сейчас откуда-нибудь издалека появится Пожарский…