Захар Прилепин - Дорога в декабре

Чайник действительно был пустой.

Подул на оконное стекло, нарисовал икс, звездочку, скрипичный ключ. Свастику не стал.

Они вышли, только когда повалил пар из носика.

— Тебя что, пинком выставить отсюда? — спросила она мой затылок, подойдя в упор.

Я еще подул на стекло и нарисовал смеющуюся рожицу с ушами. Потом обернулся и посмотрел Але через плечо.

Слатитцев стоял в проеме дверей.

— Аль, у тебя же хороший вкус, — сказал я. — Ты… Вот ты знаешь, как я с ним познакомился?

— Иди вон, я тебе сказала! — повторила Аля.

— Ну-ка, рот закрыла! — вдруг заорал я и сразу увидел реакцию в ее глазах: боится. — Сядь на место, — велел ей, и она действительно села за кухонный стол.

Слатитцев мужественно поиграл бровями, но вовремя не успел отреагировать на мое поведение, а когда собрался, я уже наливал себе кипятка. Пришлось ему дальше молчать.

— Там был большой литературный семинар для начинающих… э-э… литераторов, — вполне домашним тоном начал я рассказывать Але. — Все молодые, у всякого можно рассмотреть незримое павлинье перо в пояснице… И у меня тоже. Наш друг Слатитцев повсюду ходил со своей рукописью и немедленно начинал читать ее вслух любому, кто спрашивал, что это, мол, у тебя. Но лично я запомнил этого человека раз и навсегда однажды вечером, когда после завершения всех занятий сотни полторы относительно юных дарований понемногу собрались в местном, весьма обширном кафе. Слатит-цев был великолепно выбрит, с эдакими тонкими усиками, в отлично выглаженной рубашке, даже, кажется, в галстуке… в начищенных туфлях! Единственно, что несколько смущало в его наряде, — он был в синем, махровом, с начесом, трико… и оно было, знаешь, так высоко подтянуто, выше пупка. Можешь себе представить? Белая рубашка, застегнутая на самую верхнюю пуговицу, галстук, туфли и это трико, которое подчеркивало и очерчивало все основные достоинства Слатитцева.

Чай я заварил прямо в чашке.

— Слатитцев, на тебе трико сейчас нет под брюками? — поинтересовался я, подув на воду.

Он открыл рот с чмокающим звуком, как будто вскрыли бутылку пива, но опять промолчал, глядя почему-то мне в шею.

Я высыпал в кипяток одну ложку сахара и помешал, глядя, как крутится заварка. Когда заварка осела, она стала напоминать женский лобок на дне стакана.

Аля, не заметил как, извлекла откуда-то виски, налила себе полстопаря и залпом выпила.

— Жалкий урод, — сказала она с той гримасой, что помогает пережить алкогольную горечь в горле. — До сих пор не снял свое обручальное кольцо, ходишь в нем. Лучше б ты синие трико носил… Лучше б ты синее трико носил на руках и голову в него засунул, понял?

Она налила себе еще полстакана, но вдруг отодвинула.

— И всегда было понятно, что ты жалкий урод, — сказала она. — …Знаешь, как мы смеялись с ним, когда ты сначала приходил сюда, звонил в дверь, потом внизу стоял, глазел на окна, а я тебе язык показывала из-за шторы…

— А Слатитцев что показывал? — спросил я, помолчав.

— Клоун, — заключила она и все-таки выпила свой вискарь, на этот раз вовсе не морщась.

— И еще случай был, когда ты собирался приехать, а я сказала, что тут мама, — продолжила Аля, пьянея и оттого становясь отважной. — И когда ты спросил: «Твоя мама не в себе?»… А это он зашел, — Аля кивнула на Слатитцева. — И уговорил меня это сделать, пока ты едешь. Я так возбудилась тогда… Возбудилась, что ты, может быть, в подъезде уже. И ты позвонил еще раз, а я уже пошла в ванную, из меня текло… я подцепила все, что натекло, запустила руку под кран, одновременно говорила с тобой по телефону, а с пальцев все не смывалось никак, как белые водоросли свисало.

Аля даже показала, как она держала пальцы. Я долго смотрел на пальцы, а она все пошевеливала и потирала ими под невидимой водой.

Почему только мне так плохо. Пускай и Слатитцеву будет плохо, подумал я.

— У тебя и еще кто-то был, наверное, — сказал я, когда она опустила пальцы.

— Да, был. Был! — ответила Аля, и по ее ровному голосу было видно, что она не врет.

Я посмотрел на Слатитцева, но он, как показалось, и не думал огорчаться.

— Кто? — спросил я Альку.

— Да мало ли кто. Много. Кому давала — тот и был.

— Кто?

— Кто угодно. Даже полицай был… неподалеку работает. В обед заходил ко мне суп пожрать, который ты варил. Пересаливал всё время, кстати.

— Полицай?

— Полицай-полицай.

— Носка у него не было во рту?

— Какого? — Аля впервые за долгое время посмотрела на меня.

— Черного. Носка или обрывка носка?