Моррис Глейцман: Болтушка

Мы начали есть.

Мисс Даннинг расспрашивала меня о старой школе, и я отвечала, только про Эрин ничего не сказала: боялась, что глаза покраснеют и она подумает, что у нас вся семья эмоционально неустойчивая. И не выйдет за нас замуж.

Папа и тут был на высоте. Он повторял вслух все мои ответы и тоже ни словом не обмолвился об Эрин, хотя всегда уверяет, что я должна говорить только правду. А от вранья, мол, у меня на ногтях появятся белые пятнышки.

Ну почему бы ему хоть до конца вечера не побыть таким милым, заботливым, нормальным?!

Катастрофа разразилась, когда мисс Даннинг заявила, что не может больше съесть ни кусочка.

У нее на тарелке остывали еще добрых две трети жаркого из барашка.

Папа с грустью посмотрел на эту кучу еды, которую придется выкинуть, и тут я поняла, что дело плохо.

Сначала я думала, он потребует, чтобы остатки упаковали в специальную коробку «для собачки». В ресторанах попроще так, может, и делают, но уж наверняка не в «Медном седле».

Но нет! Он придумал кое-что похуже.

Он стал уверять мисс Даннинг, что читал в одном журнале, будто если ты сыт по горло, то нужно постоять на голове, и тогда у тебя в желудке все как-то утрясется, и можешь есть дальше.

И он это сделал.

Встал на голову.

Официант, выходивший в тот момент из кухни, чуть не уронил жареную утку.

Все люди за другими столиками дружно уставились на папу.

Мне захотелось залезть под стол.

Я была уверена, что уж сейчас-то мисс Даннинг ему покажет. Если бы Дэррин Пек на уроке встал на голову, она бы в тот же миг устроила ему колоссальную головомойку!

Но никакой головомойки, даже самой слабенькой, мисс Даннинг папе не устроила.

Она просто смотрела на него и смеялась, а потом сказала, что читала в другом журнале: если, мол, наевшись досыта, постоять на голове, то можно подавиться и умереть.

Папа тут же перевернулся, снова сел за стол, и они вдвоем еще посмеялись.

Невероятно.

Ну да, я знаю, в глубине души ей ужасно неловко и она больше никогда, ни за что никуда с папой не пойдет, но почему она ему ничего не скажет?

Вот что значит хорошее воспитание.

Вот так она, должно быть, занимается чтением с Меган О'Доннел и до сих пор ее не задушила.

Нет, это ужас какой-то.

Бедный папа сидит себе, такой беспечный, подливает ей вина, рассказывает, почему он бросил пить, — и даже не подозревает, что все уже рухнуло и он собственными руками только что загубил свое счастье.

Я же говорю, он сам — свой худший враг.

А он об этом и не догадывается.

И не догадается, пока ему кто-нибудь не скажет.

Мисс Даннинг не скажет. Значит, придется нам.

Мне — и брату Дэррина Пека.

Когда я рано утром на цыпочках выходила из дому, папа вдруг что-то крикнул, и я подумала, что он меня застукал.

— Дженни! — позвал он, и я застыла на месте.

Я сделала несколько глубоких вдохов, чтобы сердце так не колотилось, и повторила про себя заготовленную на всякий случай историю про утреннюю пробежку для тренировки, ведь завтра я соревнуюсь с Дэррином Пеком.

Потом я посмотрела на свои ногти — нет ли белых пятнышек.

И вспомнила, что Дженни — это не мое имя.

Так звали маму.

Я прокралась вдоль веранды и заглянула в папино окно.

Он спал, запутавшись в простыне, пижамная сорочка с Элвисом Пресли задралась до подмышек. Папа вообще спит беспокойно, бывает, что и вскрикнет во сне. Обычно он зовет Дженни, то есть маму, хотя один раз закричал: «Шляпа в холодильнике!»

Я еще чуть-чуть постояла, глядя на спящего папу. Руки он прижал к груди, и вид у него от этого был такой одинокий, что я опять подумала: все-таки я поступаю правильно.

И побежала в город.

В придорожных кустах просыпались насекомые и приветствовали меня одобрительным жужжанием: видно, тоже считали, что я поступаю правильно.

«Действуй!» — подзуживал меня целый миллион голосов, и еще столько же подхватывало: «Он тебе потом спасибо скаж-жет!»

И лишь один какой-то зануда прострекотал: «Ты об этом пожалеешь!» — но я сделала вид, что не слышу.

Я дошла до банка, сунула карточку в банкомат и сняла со счета все свои сбережения.

Потом зашла в телефонную будку на другой стороне улицы и отыскала в адресной книге фамилию Пек. Она там встречалась дважды, но я решила, что «Пек. Удаление волос с лица и тела» мне не подойдет, и отправилась по второму адресу.

Это был большой деревянный дом, у ворот — покрытая ржавчиной статуя фламинго с приделанным к шее почтовым ящиком. Во дворе — два мотоцикла.