Алан Холлингхёрст - Линия красоты

— Я ее так называю, — объяснил Пит. — Дорогая Леонтина. Дорогая в прямом смысле — ты уже приготовил чековую книжку?

На это можно было не отвечать, однако Лео пробормотал неохотно:

— Ладно, ладно, Пит, мы верим, что о ценах тебе известно все.

Ник принужденно хихикнул. Пит, кажется, расслабился: выражение его сухого, сероватого лица стало более непринужденным, он снова затянулся сигаретой, уставившись на унылый гобелен — одну из тех злосчастных вещей, что пылятся в лавках годами, и в конце концов хозяин выносит их на помойку, полагая, что они навлекают неудачу на весь магазин. Нику снова вспомнилось, что Пит болен, только он не знает чем.

— Да, а ту здоровенную кровать я все-таки купил, — сказал Пит. — Только установить не могу. — В подсобке зазвонил телефон, и он махнул рукой куда-то в сторону: — Вон она, можете посмотреть.

Кровать стояла разобранной, гнутые, словно вздутые посредине ножки, резная рама, изголовье и изножье, расписанные обычными для рококо игривыми сценками, стояли, прислоненные к стене.

— Что ж, пойдем посмотрим, — сказал Лео и, проходя мимо Ника, легко и быстро погладил его по руке.

Ник догадался, что ему совсем не хочется смотреть на кровать.

Руками они не трогали, опасаясь что-нибудь уронить или опрокинуть, — только смотрели. Разглядывая поблекшую позолоту и неотполированные внутренние изгибы, обычно скрытые от любопытных глаз, Ник думал о том, что всю жизнь смотрит на мебель с необычных точек зрения, — с самого детства, когда столы и шкафы с томительным запахом дерева и лака были для него маленькими зданиями, резные львы и химеры по краям — собеседниками и товарищами детских игр. Кровать была в самом деле огромная; однако рама оказалась сильно изъедена жучком-точильщиком, и не хватало балдахина. Ник ощутил странное желание собрать ее и лечь туда, чтобы узнать, как это будет.

— Очень мило, — сказал Лео. Он присел, рассматривая картинку в изножье. — Посмотри-ка, Ник.

Стоя у него за спиной, Ник глазел на него сверху вниз, как на первом свидании, когда Лео возился с мотоциклом. Теперь он почти смущенно отвел взгляд и уставился на синюю с серебром роспись изножья, на дам в широчайших юбках и их кавалеров с лютнями в тонких руках. Мгновение спустя снова взглянул вниз — туда, где джинсы Лео отставали от талии. После первого свидания он сотню раз вызывал в памяти эту картину, сжился и сроднился с ней: начало округлых шоколадных ягодиц, разделенных посередине мягким углублением, перечеркнутое синей полоской трусов, стало для него любовной эмблемой, более мощной и значительной, чем сам секс. Вот почему второй взгляд приобрел двойную силу, став чем-то вроде подтверждения данной прежде клятвы, и все сомнения и колебания Ника растаяли в лучах радостного, нетерпеливого ожидания счастья.

— Да, очень ничего, — сказал он.

— Тебе видно? — спросил Лео и чуть отодвинулся.

— Да, видно, — со сладким счастливым вздохом вполголоса ответил Ник.

— Ну и как? — радостно поинтересовался ничего не замечающий Лео.

— Очень красиво, — прошептал Ник.

Оглянувшись на дверь в подсобку, он присел рядом, запустил руку внутрь — и на этот раз не встретил никаких преград: под джинсами был лишь Лео, теплый, гладко выбритый, мягко круглящийся Лео. Секунду или две Ник оставался там, затем поднялся и положил руки Лео на плечи, а тот, откинувшись назад, потерся плечом о его восставший член.

— М-м, да тебе это нравится! — пробормотал он.

— Еще как нравится! — ответил Ник.

Когда из подсобки показался Пит, оба они бродили по залу, держа руки в карманах.

— Ты не поверишь! — объявил Пит. — Кажется, я продал кровать!

— Правда? — откликнулся Лео. — Ник как раз говорил, что она очень милая. Только говорит, что она потребует много работы. Верно, Ник?

Прощались неловко и натянуто. Ник, погруженный в свое счастье, почти не слушал, что говорит Лео бывшему другу. Казалось, мебель вокруг стала больше, величественнее, приобрела особый блеск и в то же время сделалась странно нереальной. Ник видел, что и Пит чувствует в воздухе особую напряженную дрожь, по которой безошибочно можно догадаться, что между ними двоими что-то произошло; пожалуй, он мог бы отпустить на этот счет какую-нибудь фривольную шуточку, но не стал. Ник вдруг сообразил, что Пит, должно быть, уже примирился с потерей Лео, и эта мысль его слегка огорчила — ему хотелось, чтобы Пит ревновал.

— Ладно, пойдем-ка мы пообедаем, — сказал Лео. — Я есть хочу, а ты, Ник?