— Понятно, — ответил Ник, польщенный, но и немного смущенный — должно быть, оттого, что ему впервые приоткрылся краешек незнакомой, профессиональной стороны жизни Лео.
Он и сам, когда влюбился в Тоби, проводил похожий розыск. Со сладкой дрожью разузнавал, когда Джеральд родился, где учился, как проводит досуг, и эти сведения каким-то непостижимым образом сплетались в сознании с тем, что он мечтал получить от его сына… Но у Лео, наверное, все было иначе.
— Выглядит он ничего для тори, — заметил Лео.
— Да, — ответил Ник, — похоже, им все восхищаются, кроме меня.
Лео одарил его быстрой улыбкой:
— Я им тоже не очень-то восхищаюсь. На мой вкус, слишком уж похож на рожи из телика.
— Думаю, он довольно скоро станет рожей из телика. А вообще-то все они там уроды… я хочу сказать, на вид.
— И то верно.
Поколебавшись, Ник заметил:
— Однако в консерватизме и вправду есть какая-то эстетическая слепота, тебе не кажется?
— Чего?
— Ну, ты видел синий костюм леди Партридж?
Лео кивнул, немного подумал и ответил:
— Я бы сказал, это не единственный их недостаток.
Воскресная толпа плотно текла от вокзала по улице и вниз по холму в сторону рынка. Заведение Пита обнаружилось на углу слева. «ПИТЕР МОУСОН» — золотом по черному, как на старинных ювелирных лавках, и окна занавешены, хотя магазин сегодня работал. Лео толкнул дверь плечом, звякнув колокольчиком, привычно завел внутрь мотоцикл. Нику уже случалось заглядывать в витрины этого магазина во время прогулок в сонные выходные, когда все закрыто и в холле лежит стопкой неразобранная почта. Ему запомнились два столика с мраморными столешницами, а за ними — темное полупустое пространство, похожее скорее на склад, чем на магазин.
Пит был в задней комнате — кажется, говорил по телефону. Лео по-хозяйски прислонил мотоцикл к стене и направился туда; Ник смотрел ему вслед, не уставая любоваться его легкой, чуть пританцовывающей походкой. Он услышал, как Пит повесил трубку; потом послышались звуки объятия, поцелуев и голос Пита:
— А, вот и ты!.. Да, уже гораздо лучше.
— Я своего нового дружка привел с тобой познакомиться, — сообщил Лео ненатурально бодрым тоном, по которому Ник понял, что всех троих ждут трудные полчаса.
Особенно его. Да, его в особенности, потому что он не умеет подавать нужные реплики в нужный момент, не умеет правильно шутить… Да что там, смешно сказать, но его до сих пор немного смущает мысль о влюбленной паре мужчин. Ибо их с Лео, что там ни говори, еще нельзя назвать парой.
— Ну, что у нас тут? — проговорил Пит, выходя следом за Лео в торговый зал.
— Это Пит, это Ник, — широко улыбаясь, бодро сообщил Лео.
Ник никогда еще не видел, как Лео из кожи вон лезет, стараясь кого-то очаровать и подбодрить; эта сторона его характера была для него совершенно новой и заставляла думать, что в конечном счете возможно все.
— Пит — мой старинный и самый лучший друг, — продолжал Лео. — Правда, дорогой?
Ник и Пит пожали друг другу руки. Пит слегка поморщился, словно коснулся чего-то неприятного.
— Вижу, ты, старина, опять взялся за малолеток?
Лео поднял бровь и парировал:
— Напомнить, как ты меня похитил из колыбельки?
Ник представил себе Лео, которого похищают из колыбельки, и старательно рассмеялся, хоть ему было вовсе не смешно — скорее, больно. Он знал, что благодаря небольшому росту и свежей коже выглядит моложе своих лет, однако не хотел, чтобы его принимали за ребенка, и добавил с напускной обидой:
— Вообще-то мне двадцать один.
— Ты посмотри на него, а? — рассмеялся Пит.
— Ник живет тут рядом, за углом, — сказал Лео. — На Кенсингтон-Парк-Гарденс.
— Правда? Очень мило.
— Собственно говоря, я там не живу, просто гощу у старого друга, однокурсника…
Лео тактично не стал развивать эту тему, сказав вместо этого:
— Ник разбирается в мебели. Его старик торгует антиквариатом.
Пит пожал плечами, неопределенным жестом обвел свои скудные пожитки, вежливо предложил:
— Что ж, будь как дома…
Так Ник и сделал: мысленно включив музыку, чтобы не слушать бывших любовников, углубившихся в тихий разговор, — он ничего не желал знать, ни хорошего, ни дурного, — принялся осматривать товар Пита. Здесь были потрепанные кресла времен Людовика Шестнадцатого, подозрительно новенький на вид кабинет в стиле рококо, мраморная голова мальчика, а у окна — пара столов, напомнивших ему умывальник в Хоксвуде. Одна стена была затянута огромным выцветшим гобеленом с изображением вакханалии — бледные фигуры обнимались и плясали под красно-коричневыми деревьями. Гобелен была чересчур велик, нижний край его, завернувшись, лежал на полу, и ухмыляющийся сатир у Ника под ногами напоминал черта.
Читать дальше