Алан Холлингхёрст - Линия красоты

— Вы прекрасно рассказываете! — заметил сэр Морис и быстро улыбнулся Джеральду и Тоби, как бы говоря, что его так легко не проведешь.

Он привык никому не доверять, и все приятное возбуждало в нем подозрение. Особенно смущала и раздражала его демократичность жизни на отдыхе. Глядя в его постное, гладко выбритое лицо с золотыми очками на носу, Ник размышлял о том, что богатство, как видно, далеко не всегда связано с наслаждением — по крайней мере, наслаждением того сорта, которого ищет и к которому стремится большая часть человечества.

У Салли Типпер были длинные белокурые волосы, уложенные в искусном беспорядке, и множество болтающихся, блестящих и звякающих драгоценностей. Она все время то кивала, то мотала головой; улыбка ее появлялась и исчезала внезапно, и от этого казалась механической. Перед обедом Салли заявила, что хотела бы выпить аперитив в доме: дурной признак, если учесть, что на отдыхе Феддены старались за закрытыми дверями только спать. Все расселись в кабинете. Ник присматривался к гостям: он видел имена «Сэр Морис Типпер и леди Типпер», выведенные золотыми буквами на доске благотворителей в Ковент-Гарден, и несколько раз видел леди Типпер вместе с дочерью, но с сэром Морисом встретился впервые. Надо найти тему для разговора, подумал он и негромко сказал, что последняя постановка «Тангейзера» не очень хороша.

— Да, очень, очень хороша! — не расслышав, усердно закивала леди Типпер. — Джуди, вам обязательно нужно послушать! Знаете, этот хор пилигримов…

Леди Партридж, еп famille [15] В кругу семьи (фр.). чувствовавшая себя свободнее обыкновенного, возразила:

— Ах нет, дорогая, меня в оперу приглашать бесполезно. Я там и не бывала никогда, кроме одного раза, лет тридцать назад… меня сын водил, — и кивнула в сторону Джеральда.

— А что вы слушали, Джуди? — спросил Ник.

— Кажется, «Саломею», — подумав, ответила леди Партридж.

— Удивительно! — воскликнула леди Типпер.

— В самом деле, это был просто кошмар какой-то, — ответила леди Партридж.

— Ох, мама! — укоризненно воскликнул Джеральд; он прислушивался к разговору с рассеянной улыбкой, одновременно слушая рассуждения сэра Мориса об акциях.

— Я восхищен вашим вкусом, Джуди, — поспешил заметить Ник — и сам понял, что прозвучало это очень глупо.

— М-м… это ведь, кажется, Стравинский?

— Нет-нет, — ответил Ник, — гораздо хуже: Рихард Штраус. Кстати, Джеральд, я недавно нашел у Стравинского замечательное высказывание о вашем любимце.

— Прошу прощения, Морис… — пробормотал Джеральд.

— Роберт Крафт спросил его: «Как вы относитесь к операм Рихарда Штрауса?», и Стравинский ответил… — и Ник с наслаждением отчеканил: — «Эта квинтэссенция торжествующей пошлости годится лишь для наказания грешников в чистилище. Музыка Штрауса так дешева и бедна, что едва ли способна заинтересовать современного музыканта».

— Что-о? — с негодованием протянул Джеральд.

— Не знаю, при чем тут «современность», но, по-моему, Штраус намного выше самого Стравинского! — объявила леди Типпер, а сэр Морис бросил на Ника сумрачный и недовольный взгляд из-под очков.

За ужином Джеральд довольно много выпил. Кажется, он хотел напоить и сэра Мориса, чтобы на следующее утро укрепить приятельство мучениями совместного похмелья; но сэр Морис пил, как и вел дела, осторожно и подозрительно, и когда Джеральд протягивал ему бутылку, чаще всего с улыбкой прикрывал ладонью свой бокал. Лицо Джеральда в мерцающем свете свечей приобрело оттенок какого-то почти непристойного веселья; во второй раз за вечер он принялся рассказывать, что департамент Перигор делится на области, называемые зеленой, белой, черной и пурпурной.

— И мы сейчас в белой, — сухо подытожил Морис Типпер.

Беседа, как часто случалось за столом у Федденов, перешла к премьер-министру. Ник заметил, как поморщилась Кэтрин, когда ее бабушка воскликнула:

— Да, она поставит эту страну на ноги! — в своем верноподданическом жаре позабыв, в какой стране сейчас находится. — На Фолклендах она им показала, верно?

— Эта старая карга только и умеет что бряцать оружием, — пробормотала Кэтрин.

— О да, такого врага никому не пожелаешь, — провозгласил Джеральд. Сэр Морис его явно не понял, и Джеральд пояснил: — Плохо оказаться у нее на пути.

— Да, в самом деле, — сказал сэр Морис.

Уани подождал, пока все взгляды обратятся на него (это получалось как-то само собой), и сказал:

— Да, многие так говорят, но, знаете, я вижу в ней и нечто иное. Она ведь удивительно добра… — Помолчал, словно припоминая какую-нибудь трогательную историю, и, ничего не припомнив, добавил: — Готова на любые жертвы, чтобы помочь тем… тем, кто ей дорог.