Юрий Вахтин - Иуда Искариот

- Да, Ванятка, молодец, племянничек, всего ты добился в своей жизни сам. Теперь ты вершишь людские судьбы. Ты хозяин в этой жизни.

- Что за слова, Наталья Кузьминична, - он снова заговорил официально. – Какой я хозяин судеб? Я слуга, слуга моего народа!

- И квартира четырехкомнатная на двоих у тебя, - напомнила тетка.

- Я получил ее, когда с нами жили дети. У меня двое детей, теть Наташ. Они уже взрослые.

- Я знаю, Ванятка, я все о тебе знаю и о детях твоих: Галя окончила институт, врачом в облбольнице работает, сын в армию ушел с института, не доучившись на геолога.

- Дочь окончила школу с золотой медалью. И Виктор поступил в университет тоже без моей помощи, - Иван Егорович даже вспотел от волнения. Присутствие тетки давило его, возвращая в прошлую жизнь, ту, которая только иногда возвращалась к нему во сне: и снова лай собак, вой метели и голос: «Люди! Люди! Помогите!».

- Не надо, Ванятка, передо мной оправдываться. Я знаю, ты ни в чем не виноват, - проговорила тетка Наташа тихим голосом.

Сердце сжалось у Ивана Егоровича, словно в ожидании этих страшных слов: «Но ты сказал мне о наших солдатах, а я пошла, сказала немцам. Помнишь шоколад? Ты догадался, за что мне его дали?». Он ждал этих слов, но тетка, помолчав, сказала:

- Я рада за тебя, Ванятка, ты простой деревенский мальчишка из бедной семьи. Сидишь здесь, в большом светлом кабинете, и на прием к тебе, как к царю, записываться надо. И одного твоего звонка в любой колхоз…, и мяса тебе домой привезут. И шоколада ты можешь купить себе целый ящик.

Кровь ударила в лицо Ивана Егоровича, горло сдавило, дышать стало трудно, галстук давил как петля.

- Причем здесь шоколад? - проговорил он, казалось, не своим, а другим, сдавленным голосом.

- Что ты так разволновался, Ванятка? Детство, я говорю, голодное у тебя было, сиротой рос без отца и о конфетах мог только мечтать, - ловко ускользнула от тяжелого разговора тетка Наташа.

Да, совсем не так проста эта старушка, и яда в ее груди хватит для многих. Случись сейчас та же январская ночь 43-го года, и тетка Наташа сделала бы так же. Тетка посмотрела на племянника холодными злыми глазами за толстыми стеклами больших роговых очков:

- Что, Ванятка, отгул ты мне даешь? Иди тетка побирайся по электричкам, сейчас уже тепло скоро станет, и на вокзале жить можно.

- Ну что ты, теть Наташ, эти вопросы за час не решают. Надо все взвесить. Поехали, я отвезу Вас к нам домой, вечером приду, поговорим. С войны мы не виделись, сорок шесть лет, я, если честно, думал, и в живых Вас нет. Почему никогда не сообщали о себе? Помню, письмо одно только было после войны в деревню, еще из Хабаровска.

Иван Егорович изменился, сам не зная почему. Напоминания о шоколаде напугали его. Он вспомнил тот шоколад, принесенный под утро захмелевшей теткой в ту январскую ночь, твердый и горьковатый на вкус. В памяти Ивана Егоровича остались: казнь семьи Анисимовых и шоколад, таявший в его руке, темный и липкий, как кровь. Если тогда он не понимал, за что тетке дали этот шоколад немцы, то с годами, взрослея, он осознавал цену, которая была заплачена за плитки иностранного шоколада в золотой обертке. Даже себе он не признавался в этом, гнал эту мысль. Может, это только сон, тяжелый сон военного детства. Но теперь тетка отчетливо, хотя и намеками, дала понять, что все так и было, и цена шоколада – человеческие жизни, и он – Ванятка Захаров - был соучастником. Он, именно он увидел советских солдат, идущих к дому тетки Дарьи Анисимовой, и рассказал матери.

Не знаю, как могли бы рассматривать действия восьмилетнего мальчишки судьи военного трибунала, если б он состоялся. Наверное, даже по самым суровым законам вина мальчишки ничтожно мала. Он от восторга увиденного похвастался дома перед матерью и теткой, только совесть человеческая – судья более суровый, чем даже военный трибунал. Одна мысль, что люди узнают, откуда на самом деле немцам стало известно о приходе наших солдат в дом Дарьи Анисимовой, привела в дрожь и панику Ивана Егоровича.

Наталья Логинова увидела, как изменился от ее слов племянник, еще пятнадцать минут назад говоривший пламенные речи о службе своему народу, и поняла - с пустыми руками она из Урыва не уедет.

В квартире Ивана Егоровича тетка Наташа прожила всего два дня. Уже в первый вечер она поссорилась с Еленой Владимировной, и жена категорически поставила вопрос: поселить ее где-нибудь в гостинице или снять квартиру, которые сдавались в Урыве или в областном центре. Иван Егорович предложил тетке пожить на даче. Весна выдалась в этом году ранняя, и уже в середине марта заморозков не было даже ночью. Дача Захаровых была оборудована отоплением, правда печным, но дров и угля - брикетов было в сарайчике в достатке. Тетка сразу согласилась, высказав при этом все, что она думала о Елене Владимировне: