Евгений Степанов - Застой. Перестройка. Отстой

— Костик, а что же нам делать?

— Ты разбирайся со своими бабами в «Страхуй», я буду крутить мелкий бизнесок. Уезжать из страны я не хочу, но и ждать ничего хорошего от нее не получается. Если станет совсем худо, займусь наукой, буду читать хорошую литературу. Кое-какие сбережения у меня все-таки есть.

— А что для тебя литература?

— Литература — это воскрешение. Людей, событий, городов и стран. Это единственный способ бессмертия.

— Кого ты особенно выделяешь из писателей?

— Оскара Уайльда, Маркеса, Гончарова, Бунина, Толстого, Пушкина.

— Это классики. А из современников?

— Ну Маркес — тоже наш современник. Еще я люблю Улицкую, Токареву, Маканина, Бондарева, Искандера. А вообще, с писательской братией — сплошь одни загадки… Я сейчас толком не понимаю, кто писатель, а кто телеведущий… Все писатели — в ящике. Ерофеев, Быков, Толстая, Новоженов, Донцова, Устинова…

— Но эти хоть писать умеют. Они изначально — писатели. Сейчас просто все телеведущие пишут. И Собчак, и Юля Высоцкая, и Соловьев. Они пошли к писательской славе весьма неожиданным путем. Обычно все сначала пишут, а потом пытаются пробиться. А эти сначала пробились, а потом стали писать.

— Может быть, это и правильно?

— Не знаю. Но только разве они писатели?!

— Мне кажется, что они — графоманы. А графоманы — это целая нация. Этнос. Причем вот что удивительно: чем хуже человек, тем лучше он пишет.

— Но Собчак, Высоцкая и Соловьев — не графоманы. Это бизнесмены. Очень успешные бизнесмены, к которым я отношусь с уважением, хотя и понимаю, что они, конечно, не писатели.

Говорили еще долго, часов до одиннадцати. Домой приехал полдвенадцатого, Наташа и Настя меня слегка пожурили. Но потом простили. Доча еще что-то писала на компьютере, мы с Наташей, как всегда, болтали, в основном о ней, о Настюшке. Она росла, становилась взрослой девицей, заканчивала десятый класс. Училась она хорошо по литературе и русскому, немецкий язык ей тоже давался легко. Алгебру и геометрию благополучно списывала у школьных подруг.

А еще Настюшка записалась в театральный кружок, с утра до вечера стала пропадать на репетициях, буквально бредила сценой.

Она не пропускала ни одной московской премьеры, читала от корки до корки журнал «Театр», знала все про свою любимую актрису Марлен Дитрих. И готовилась поступать в театральное училище.

Настюшка с возрастом совершенно не менялась, по-прежнему много рисовала, играла на флейте, писала стихи и песни, обожала устраивать представления — наряжалась в клоунскую одежду и нас до коликов смешила.

Ее материальные запросы оставались минимальными.

Накануне ее семнадцатилетия я спросил у нее:

— Настюшка, что тебе подарить на День рождения?

— Тетрадки для рисования! — ответила дочка и посмотрела на меня своими красивыми голубыми и по-прежнему детскими глазами.

Еще Настя — начиная с шестого класса — ходила в Москве в музыкальную школу Ходила четыре года, а потом бросила. Мы стали ее ругать. Потом я спросил:

— Настюшка, ну почему?

— А я в музыкальной школе не лучшая…

Мы ее, наконец, поняли. И ругать перестали. Если не быть лучшим, тогда резоннее вообще ничего не делать.

…Утром я пришел в офис с опозданием. Зашел в отдел.

Лера обсуждала своих детей с Эльзой и Надеждой:

— Ну, если Алина, младшенькая моя, дура, что я могу сделать?! Тупица! Купила седло для коня, вместо того чтобы купить це´почку на шею. Если есть деньги — надо делать как надо. А она — тупица. У меня всегда был трезвый взгляд на вещи… А у нее нет. Дались ей эти лошади, в секцию записалась, конкур, видите ли, она любит. Какой на фиг конкур? Я и слов-то таких не понимаю.

Белкина с Плотниковой вышли, Юринсон с Любой готовили праздничный номер корпоративной газеты, посвященный 8 марта, мы сидели с Лерой и потихоньку болтали. Она «разошлась». Она по традиции трендела, в основном, о Надежде.

— Все-таки Надька — профи, хотя, конечно, откаты со всех своих фирм берет. Вы, наверное, думаете, что я дура, но я не дура.

— Нет, Лерочка, — сказал я, — я не думаю, что ты дура. Раз ты уцелела при всех «страхуевских» режимах, значит, ты очень даже не дура. А сейчас давай немного поработаем. Позвони, пожалуйста, Ольге Федоровой в Краснодар. Они давно обещали прислать полис на согласование.

Лера стала звонить:

— Але, Краснодар? Филиал «Страхуй»? Ольгу Федоровну!

Я:

— Федорову, Федорову…

Лера:

— Да-да, поняла. Але, это Ольга Федоровна?