Евгений Степанов - Застой. Перестройка. Отстой

— К сожалению, нет, ты на меня посмотри! — стал я оправдываться. — Я кубиковский русак. Но Мессия — все-таки Он.

— Хорошо, допустим. Но все равно кругом одни масоны. Они и правят миром. Даже Фидель Кастро — масон.

— Он вроде коммунист? Нет?

— Он — масон. А коммунизм ему нужен лишь затем, чтобы управлять страной и обеспечивать себе, своему роду и ложе сверхприбыли. Он отстегивает часть денег в Штаты, масонам. Если бы не отстегивал, его бы давно убили. И у нас масоны у власти.

— Ты имеешь ввиду «Страхуй»?

— И «Страхуй», и всю страну…

Мы бы еще долго болтали, но тут у меня зазвонил мобильный телефон, и я вышел в коридор.

Звонил мой старинный приятель Миша Поздняков. Мы с ним еще в газете «Семейный очаг» работали.

— Женя, выручайте. Я на мели. Нужны деньги — триста «баксов». На месяц.

— Хорошо, приезжайте вечером ко мне домой (я продиктовал адрес).

Вечером Миша был у меня дома.

Поболтали о том о сем. Я его попросил вернуть деньги точно в срок.

— Женя, нет вопросов.

Через месяц Миша позвонил и попросил отсрочки на две недели.

Я спросил:

— Когда точно сможете отдать? Назовите дату!

— Пятнадцатого февраля.

Договорились.

Ни пятнадцатого, ни шестнадцатого, ни двадцатого Миша не позвонил. Двадцать первого я сам набрал его номер телефона.

И удивленно спросил:

— Миша, ну почему же вы не звоните?

— А я вам звонил. Никак не мог дозвониться.

Я чуть не засмеялся от банальности ответа.

Когда ему надо было, он меня нашел. Когда пришел черед возвращать деньги — не дозвонился. Знакомо.

Но должок, слава Богу, вернул. На следующий день. Я был рад.

…Я сидел за письменным столом и размышлял. Что мы имеем на входе? Жизнь. Что мы имеем на выходе? Смерть. А в промежутке? Вот эту грязную, вонючую борьбу за существование, за выживание. Но ведь все равно не выживешь и рано или поздно придется надевать деревянные костюмы. Так что же я суечусь, мельтешу? Приспосабливаюсь к разным ничтожествам и карьеристам? Но как быть иначе? Ведь подобные нравы везде — в любой компании. Как жаль, что у меня нет большого состояния. Если бы оно было, ни дня бы не работал. Вообще, из дому бы не выходил.

Пока я предавался своим нехитрым и наивным размышлениям и грезам, в дверь постучали.

Ко мне в кабинет зашел Юра Пересветов.

Начал, как всегда, рассказывать о своих литературных успехах:

— А мне дали премию имени поэта Кулебякина за вклад в развитие гражданского общества! Представляешь, дали за очень скромную сумму. Это мне крупный начальник Союза писателей Леонид Котюхов помог. Он и стихи пообещал в журнале «Парнас» напечатать. Тоже содрал по-божески. Он вообще порядочный человек. Берет со всех немного. И дает нам, поэтам, путевку в жизнь. Ты знаешь, мои песни поет уже вся страна!

— А кто из исполнителей конкретно? — робко уточнил я.

— Народ поет. Сам пишет мелодии на мои стихи и поет. Если поедешь на Кубань — из любой хаты мои песни звучат.

Он стал, подвывая, декламировать:

Юра ушел, а я опять размышлял. Сопротивляться не обязательно прямо. Наверное, лучше слиться с толпой, стать частью единой машины. И уже действовать изнутри. Только так работают шпионы. Только так можно выжить в большой фирме.

Забежала Лерка. Жаловалась по традиции на «откатчицу» Надежду. Через полчаса опять зашел Юра Пересветов. Говорил, разумеется, о своих успехах. Читал стихи, а потом вдруг перешел на женщин…

Мы с Леркой слушали.

— Знаешь, Женек, почему у них всегда плохое настроение? — спросил он несколько невежливо, как будто Лерка не находилась рядом.

— Почему?

— Потому что плохое настроение — это способ управлять мужиками. Их тактика такова: сначала найти мужика, посадить его на иглу сексуальной зависимости, а потом включать плохое настроение, чтобы выжимать побольше денег.

— А светлые чувства? — задала вопрос Лерка.

— Какие, на хрен, светлые чувства, — засмеялся Юра. — Жадность — вот ваши светлые чувства. Денег нужно больше, денег, чтобы шмотки покупать, трусы и лифчики по десять тысяч рублей. А стихи вам не нужны, даже мои великие стихи. А ведь я лауреат премии имени поэта Кулебякина.

Лерка слушала, слушала, а потом вставила:

— Сам ты жадный, Юрий Николаевич, а стихи у тебя говно. Я читала их своей дочке. Она у меня, конечно, дура, но в книгах понимает. Она мне прямо сказала: «Стихи Пересветова — хуйня! Даже хуже, чем у Евтушенко».