Евгений Степанов - Застой. Перестройка. Отстой

…А реформы в «Страхуй» все продолжались. Кого-то увольняли, кого-то назначали. Все стояли на ушах. И старые сотрудники, и вновь прибывшие… Не было, кажется, консенсуса и среди новых хозяев — среди Аванесяна и Гальпера.

Впрочем, хозяевами их назвать можно только условно. Как это чаще всего бывает, официальные первые лица компании являлись лишь представителями (управленцами) крупного капитала. Аванесян представлял одну группу, Гальпер — другую.

Аванесян сумел уговорить представителей этнического бизнеса (армян и чеченцев) о необходимости и выгодности купить контрольный пакет «Страхуй», и ему как менеджеру с хорошей репутацией были перечислены необходимые средства. Гальпер представлял интересы «нефтянки», в которой он проработал (в том числе и в Министерстве топлива и энергетики) почти пятнадцать лет.

В чем-то интересы Аванесяна и Гальпера сходились, а в чем-то расходились кардинальным образом. Каждый хотел иметь на ключевых постах своих людей, чтобы удобнее было контролировать финансовые потоки. Поэтому при всей внешней и показушной политике преобразования компанию сотрясали новые увольнения и назначения.

Я чувствовал себя, конечно, одиноко, нормально, по душам мог поговорить, пожалуй, только с Юрой Пересветовым и его начальником Валерой Окурковым.

Я зашел к ним в Отдел медицинского страхования, но их на месте не оказалось. Юра обедал, а Валера с новым Генеральным директором уехал на какую-то презентацию. Его сотрудники наперебой начали хвалить своего шефа:

— У него такая пробивная сила — он с кем хочешь договорится! Вот даже с тупорылыми банкирами и нефтяниками нашел общий язык.

Постепенно моя жизнь входила в колею. Меня курировал только Гальпер. Я выпускал разнообразную рекламную продукцию, наладил работу сайта и газеты. Мне повысили в два раза зарплату, и я не тужил. Правда, откаты прекратились. Гальпер запретил… Впрочем, я этому даже был рад — меньше нервотрепки. Мне вполне хватало того, что мне платили новые работодатели — платили они, кстати, тоже в конверте (как всегда, в конверте), официальная зарплата составляла лишь тридцать процентов от общей суммы.

Так продолжалось полгода. А через полгода на кураторство отдела рекламы из министерства прислали новую начальницу. Опять новую начальницу. Звали ее Светлана Сергеевна Доздроперова. Это была дама лет тридцати пяти, худенькая, не замужем. Все пошло по второму кругу.

Я прибежал к Гальперу. Он развел руками:

— Я ничего не мог сделать. Отдел рекламы — самый хлебный. Все сюда норовят. Я договорился, что тебе оставят газету и сайт и не будут сильно напрягать. Но будь с ней аккуратен — Доздроперова, как и Шульман, — ставленница министерства. Она была чисто и конкретно пресс-секретарем Бравова. И не только пресс-секретарем. Врубился?

…Трения начались очень быстро. Доздроперова с самого начала решила показать, кто в доме хозяин, что с чиновничьей точки зрения, конечно, правильно. Иначе бы ее никто не признавал.

Буквально на следующий день после своего назначения Доздроперова ворвалась в мой кабинет:

— Покажите материал Генерального, который вы хотите напечатать на сайте. Надо внести правку.

— Но ведь статья уже утверждена.

— Покажите мне материал!!!

Показал.

Доздроперова села за компьютер и начала прямо в HTML-верстке вносить правку.

Компьютер завис.

Доздроперова всплакнула и убежала.

Лера через пять минут прибежала ко мне:

— Доздроперова — сука! Думаю, что долго она не продержится — слишком глупа. А Надюшка — воровка. Она ест на сто сорок рублей. Вы меня извините, Евгений Викторович, я ем на тридцать рублей. У нее двенадцать пар обуви! Двенадцать!!! Откаты. Евгений Викторович, я вам точно говорю, откаты… А ведь она — лентяйка, ничего делать не умеет, только по любовникам все время бегала…

— Что, правда?

— Конечно, правда. Хотя я, конечно, свечку не держала. Но то, что она воровка — это точно. Муж, она говорит, у нее ни хрена не зарабатывает, значит, зарабатывает она… А ведь оклады у нас одинаковые. У нее пятнадцать пар обуви! Евгений Викторович, я вам точно говорю, откаты…

Потом мы начали с Леркой ни с того, ни с сего разговаривать о религии.

Я спросил ее:

— Лерка, а ты в Бога веришь?

— Конечно! — ответила она, не удивившись моему вопросу.

— А что для тебя Бог?

Ее ответ меня поразил:

— Отец. Мой отец.

Какие замечательные слова! От Лерки я такого никак не ожидал.