Евгений Степанов - Застой. Перестройка. Отстой

Мой несуразный сотрудник Валерка Бадягин буквально кричал в трубку:

— Евгений Викторович, Евгений Викторович, Шульман меня увольняет!

— Почему? Что опять стряслось?

— Я выпил на работе, заснул в общем коридоре, она меня увидела. Подготовила приказ об увольнении. Я согласился с ней, что виноват. Но решительно заявил, что пока мой начальник в отпуске, заявление по ее собственному желанию писать не буду.

Я сказал Валерке, чтобы он не паниковал и никаких заявлений не писал.

— Дождись меня, я сегодня же выезжаю.

— Спасибо, буду ждать, — ответил бедный Валерка.

Пока мы ехали с Наташей и Настей в поезде, Шульман вызвала к себе Бадягина и кадровика Серегу Петрухина. Начала стыдить Валерку:

— Какой ты все-таки, Валера, нехороший мальчик! Уходить по собственному желанию не хочешь. Ну почему? Почему?! Мы бы тебя проводили с царскими почестями. С царскими! Ну, как тебе, Валера, не стыдно?!

— А чего мне стыдиться, — бурчал себе под нос Валерка, — не хочу я писать заявление по вашему собственному желанию. Я и выпил-то всего нечего, кружку пива.

— Ага, значит, признаешь, — обрадовалась Шульман, — пил на работе. Правильно, пил. А увольняться не хочешь. Не хочешь отвечать за свои поступки. Нехорошо, Валера, нехорошо. Это просто, я бы сказала, безнравственно. Но учти, если ты не уйдешь, я тебя подпою, но все равно уволю. Подловлю на мелочах, буду каждое твое опоздание фиксировать.

Валерка и Серега молчали.

…По приезде я первым делом зашел к Шульман. Попросил за Валерку. Она была непреклонна:

— Этот вопрос решен. Аметистов настаивает.

— Ну почему же так категорично?! — взмолился я. — Наверняка ведь можно помочь парню? Куда он пойдет? В общем, прошу его оставить под мою ответственность.

Шульман опять вызвала Валерку.

— Ты почему не выполняешь мои указания?

— А вы мне не начальник, — вдруг взбрыкнул Бадягин.

— А кто же тебе начальник? — удивилась Шульман.

— Евгений Викторович.

— А кто Евгению Викторовичу начальник?

Валерка замялся:

— Не знаю.

— Я серьезно спрашиваю.

— Я действительно не знаю. Разве может быть у Евгения Викторовича начальник?

— Я, я — его начальник! — чуть не заплакала Шульман.

Валерка кивнул и улыбнулся.

— Во-о-он!!! — закричала Шульман. И Валерка вышел.

Я пошел к Аметистову. Начал заступаться за Валерку. Мол, может быть, можно сменить гнев на милость, не ломать парню судьбу.

Аметистов удивился:

— А я и не хотел его увольнять. Кто тебе сказал такую чушь?

Теперь уже удивился я.

— Шеф, что же делать? — спросил я руководителя. — Шульман свирепствует. Угрожает Валерке. Обещает подпоить его, подловить на мелочах… Может быть, я его отправлю в отпуск по состоянию здоровья месяца на два-три, пока все не уляжется? А?

— А что, давай, — спокойно резюмировал Аметистов.

У меня отлегло на душе.

На следующий день Валерка выехал в родную тверскую деревню Дурыкино охотиться на вальдшнепов.

…Аметистов все это время меня изумлял. Он работал как опытнейший аппаратчик. С одной стороны, он гнул свою линию и всякий раз указывал Шульман на ее место, с другой стороны, он давал ей шанс, уступая агрессивной женщине в мелочах — назначал ее людей, дал ей хороший кабинет. Аметистов выжидал, он хотел приватизировать компанию и перепродать ее иностранцам, а потому явно на рожон не лез. Спорить с председателем Совета директоров Бравовым (заместителем министра, который прислал Шульман) он не собирался.

Аметистов избрал тактику измора. Шульман как не менее опытная аппаратчица это понимала и однажды решила пойти ва-банк.

После того, как Валерка Бадягин отбыл в бессрочный отпуск в деревню Дурыкино, Елена Владимировна буквально ворвалась к Алексею Федоровичу в кабинет и выпалила, будто из ружья:

— Я вам не девочка. За мной стоит Татарстан! Будете саботировать мои действия — я объявлю вам войну.

— А что вы имеете ввиду? Чем я вам неугодил? — спокойно решил уточнить Аметистов.

— Зачем вы отпустили Бадягина в отпуск? Он же пьяный валялся в коридоре?

— Да никто тут пьяный не валялся. Уж если бы валялся, я бы его быстренько уволил без выходного пособия. Мне сообщили, что он просто плохо себя почувствовал. У него, Жарков рассказывал, сердце слабое.

— Ах, это Жарков его отмазал, — закричала Шульман, — понятно. Ну ничего, ничего, разберемся.

Она выбежала к себе в кабинет, а на следующий день сама написала заявление на отпуск — на две недели.

Все перекрестились. Какое счастье — Шульман на две недели умотала в отпуск. Что может быть прекраснее! Это как будто всю фирму отправить на Канары.