Евгений Степанов - Застой. Перестройка. Отстой

— Ребята, — предложил Валерка, — прем по девочкам. Я плачу!

Я начал отговаривать Валерку и Пашу, стал подливать им чайку, подкладывать печеньица.

Ребята не сдавались. Очень хотели идти по девочкам и приобщить Бобыча (так Валерка тут же стал называть американца) к «высотам российской цивилизации».

Раздался очередной звонок в дверь. Это вошла Аня, наша соседка с четвертого этажа, сильно пьющая дама лет шестидесяти пяти. Она и раньше заходила сотню-другую занять, а сейчас, видимо, узнав, что мои уехали, хотела, как я понимаю, «раскрутить» меня и на более серьезные суммы.

Увидев меня, Боба, Валерку и Пашу, Аня не растерялась.

— Мальчики, — четко выговорила она, — есть пивко. Ебнете? Подтягивайтесь ко мне, у меня там и кресла найдутся.

Кирков и Паша, счастливые от своей мужской неотразимости, пошли наверх.

Наш совместный поход по девочкам не удался. Я отказался и Боба, разумеется, не пустил. Но Валерка и Паша были пристроены. И довольны.

Была у Боба возможность знакомиться с девушками и более юного возраста. Каждая из них, правда, требовала от меня, чтобы я знакомил с холеным американцем только ее. Но что делать — у меня довольно много незамужних знакомых барышень, в основном с работы.

Боб шел на знакомства охотно, приглашал (на словах) всех в ресторан. Обещал перезвонить, назначить конкретную встречу.

Пришлось ему ненавязчиво рассказать про наши цены. Я опять-таки сказал правду.

— За стольник «баксов», — огорошил я наивного американца, — у нас в самом заурядном ресторане можно посидеть в лучшем случае вдвоем. Немного выпить и закусить. Без роскоши.

Боб оказался в шоке. По его словам, в их городке (Мейсвил, штат Кентукки) за двадцатку можно накормить в ресторане компанию из пяти человек, если не больше.

Так что в итоге в московском ресторане мы за все время визита Боба не побывали ни разу.

…Через две недели Боб уехал. И напечатал в своей газете «Независимый лидер» статью под названием «Путешествие в Россию». Статья начиналась словами: «Господи, какое счастье, что я родился в Америке!..»

Я, честно говоря, даже расстроился. Может быть, я его плохо принял?

Ответный визит Бобу я нанес спустя три месяца. Арсеньев меня легко и как-то радостно (что, признаюсь, было немного обидно!) отпустил на пару недель и даже денег пообещал из зарплаты не вычитать. Наташа с Настей попросили, чтобы я привез им американских конфет и, если получится, ноутбук.

В двухэтажном, тридцативосьмикомнатном доме Боба мне было выделено пять…

Я представил, что он чувствовал в нашем московском жилище.

Программа оказалась очень насыщенной.

Первым делом Боб привел меня в магазин к своему другу Карлучо и купил мне почти полный комплект не слишком изысканной американской одежды. Джинсы, майку и бейсболку. Еще он купил мне вельветовый костюм. Я не сопротивлялся. Ну, в самом деле: дают — бери.

Потом Боб стал знакомить меня со своими родственниками. Неожиданно самый повышенный интерес ко мне проявили родители его герл-френд Мисси. Ее папа сразу пригласил к себе на завод, где он доблестно трудился инженером.

Приехали на завод. Работали там в основном негры, или, как принято говорить в США, афро-американцы. За десять тысяч долларов в год. Воняло — какой-то удушающей гарью! — на заводе хуже, чем в квартире у моего соседа Сан Саныча, когда он уходил в месячный запой.

Папа Мисси начал пространную производственную экскурсию, точно уговаривая меня устроиться на работу к ним на предприятие. Долго говорил о трудовых успехах заводчан, о том, что станки здесь самые современные, а некоторые даже из России.

После последней фразы он довольно посмотрел на меня, видимо, рассчитывая, что я как-то одобрю его речь. Но чувства патриотизма и благодарности во мне промолчали, как немые, полагаю, просто потому, что уже примерно через полчаса экскурсии у меня заболела голова. Через два часа мне стало плохо.

Виду я, конечно, не подал, однако захотел вступить в Коммунистическую партию США, чтобы защищать бедных афро-американцев.

Самое прекрасное в экскурсии было то, что она закончилась.

На прощание папа Мисси Билл подарил мне спортивную маечку.

Вечером того же дня Боб повез меня к своему другому другу, Фрэнку, который трудился, к моему ужасу, в шахте.

Мы надели металлические каски и под жутковатый вой стремительного хароновского лифта спустились в забой.

Там я, точно Хрущев или Кеннеди, стал разговаривать с рабочими, тупо и наивно спрашивая их: