Владимир Микушевич - Таков ад. Новые расследования старца Аверьяна

— Логос, вы хотите сказать?

— Нет, именно Злогос. Он явился нам под видом змея. От него и зло. Не Логос, Злогос. Вот отчего мы устыдились, что мы наги. До этого ведь не стыдились. Мы устыдились того, что отдали Злогосу свои тела, предали их ему, а это ли не стыдно. Отсюда и смоковные, фиговые листья, которыми мы прикрыли наготу, листья с дерева, на котором рос запретный плод. Писал же Амвросий Оптинский, что древо познания добра и зла — не яблоня, а смоковница. Стыд на то и стыд, чтобы выдавать себя.

— Но ведь сказано, что Господь сделал Адаму и его жене одежды кожаные…

— А с кого же это Логос кожу сдирал, чтобы сделать нам одежды? Он только напомнил нам, что у нас уже есть кожаные одежды, это наша собственная кожа. Помните, как Злогос говорит, ободрав Иова: «Кожа за кожу»? А Иов отвечает: «Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь». На то он и праведник. А не наг ли был Пётр в лодке, когда воскресший Иисус явился ему на берегу? А когда распинали Иисуса, не сорвали ли с Него одежды, чтобы разделить их на четыре части? Значит, и Сам Логос на кресте был наг.

— Но при этом тут же упоминается хитон не сшитый, а весь тканый сверху, в котором ходил Сын Божий. Так что в вашем случае о подражании Христу не может быть речи.

— Я и не подражаю Логосу, я отрекаюсь от Злогоса.

— А не думаете ли вы, что Злогос, как вы его называете, воспользуется вашим примером… чтобы соблазнять?

— Он может соблазнять чем угодно, лишь бы сам я не соблазнялся, как соблазнился однажды… даже не однажды, а соблазнялся и соблазнял до сих пор.

— Не слишком ли это просто: ходить без одежды и воображать, что вы совершаете подвиг?

— Я вовсе не воображаю, что совершаю подвиг. Сказать по правде, я просто не знаю, в какую сторону шарахнуться, чтобы исправить то, что я наделал.

— О чём вы говорите?

— Вы не можете не понимать. Потому я и хотел увидеться с вами. Дело неотложное.

— И чем же могу служить вам я?

— А тем, что в этом деле я могу довериться только вам, отец Аверьян. Мне надо не только одежду сбросить, но и всё, что вы здесь видите, и то, что вы не видите, но про что вы, конечно, слышали, мои деньги, так называемые капиталы.

Аверьян вопросительно посмотрел на Валерия.

— О моём богатстве много говорят и пишут, — продолжал Валерий, — и вам ли не знать, что с таким богатством дело нечисто. Позвольте, я расскажу вам то, о чём вы, вероятно, догадываетесь, но всё-таки важно, чтобы это рассказал вам я. В 1990 году я, рядовой научный сотрудник, переменил тему моей докторской диссертации: вместо денежного обращения в условиях зрелого социализма — денежное обращение в условиях рыночной экономики. В это время я неожиданно оказался владельцем банка «Интерклад», банк зарегистрировала Конкордия и зарегистрировала на меня как преданная жена, но фактически для того, чтобы не отвечать самой в случае чего. И представьте себе, банк начал функционировать, название понравилось, бренд, его даже хотели перекупить, деньги за него предлагали, И на счетах банка уже были кое-какие деньги, и не только кредиты, но и вклады: название «Интерклад» завораживало, И вот в одну прекрасную субботу Конкордия говорит мне, что мы едем за город, нас приглашает на шашлыки Никель, мой товарищ по Плехановке, а теперь попавший в правительственные сферы, чей-то зам, не скажу чей. Приятно было, что Никель не зазнаётся и помнит старых однокашников. Нашу новую машину, немного подержанную, водила Конкордия. Стояла, что называется, золотая осень. Багрец и золото устилали нашу дорогу к шашлыкам. Я остановил было Конкордию, мы вроде едем не туда, но она только отмахнулась: у Никеля новая дача, не там, где раньше. И вот перед нами раздвинулись монументальные металлические ворота. Нас встречал сам Никель, он обнял меня и расцеловал по-братски. Гостей было немного: Жорик, Шурик и Лёвчик, тоже знакомые мне. Выпили виски, шашлыки запивали красным французским вином. Потом Никель поманил меня в сторонку. Мы сели на скамью под высоким, раскидистым клёном, и разговор шёл под аккомпанемент всё тех же падающих листьев. Никель заговорил о катастрофическом финансовом положении государства, о кризисе неплатежей. Рассказывал он об этом без особой горечи и тревоги, почти весело, а я был польщён его доверительным тоном и откровенностью. Казалось, падающие листья отражаются в многочисленных молниях его комбинезона.

— Делать нечего, придётся просить взаймы у частного капитала. Ты, например, дашь взаймы государству российскому?