Иван Зорин - Повестка без адреса

Уильямс выглядел растерянным.

— И мы не болтуны, — всё больше раздражался Фостер, — просто хотим знать, на кого можно положиться. А у вас прекрасная репутация. Впрочем, — пожал он плечами, — вы можете отказаться…

— Я согласен, — хрипло произнёс Уильямс, не понимая, о чём идёт речь.

Араб сидел в кресле. Кисти рук были приклеены скотчем к подлокотникам, а лодыжки — к массивным гирям. К телу отовсюду шли провода, так что араб напоминал паука, запутавшегося в паутине.

— Омар Шейх, по прозвищу «Тротил», — представил Фостер через окно в стене. — Прежде чем забросить к нам, его готовили в лагерях Бен Ладена…

Уильямс поймал на себе пронзительный взгляд араба и, не выдержав, опустил глаза.

— Представляете, что начнётся, если про него разнюхают газеты? — щурился Фостер. — Но вам мы доверяем… — Он сунул Уильямсу пульт с цифровой шкалой. — Смотрите, здесь каждое деление отмечает ток: чем дальше отодвинуть рычаг, тем больше достанется этой гадине!

Уильямс побледнел. Резким движением Фостер ослабил галстук, расстегнув верхнюю пуговицу:

— А эта красная полоса означает смерть. Доводить до неё необязательно, но если это случиться — мы скажем только спасибо…

Уильямс застыл, опустив руки. Ему по-прежнему казалось, что араб глядит прямо на него.

— Окно звуконепроницаемое, — прочитал его мысли Фостер, постучав по стеклу костяшкой пальца. — К тому же свет проходит в одну сторону, так что он нас не видит…

Уильямсу сделалось страшно. Ему захотелось всё бросить и убежать. Но он вспомнил про работу.

— Смелее, Джон, — склонился над ухом Фостер. — Задайте ему жару!

Уильямс зажмурился и тронул рычаг.

Лицо араба исказилось.

— Никакой жалости, — щекотал ухо Фостер. — Представьте, как это чудовище взрывает детей…

Рычажок двинулся дальше. Губы у араба скривились, было видно, как с них слетают проклятия.

Уильямс впился глазами в провода, точно видел ток, который посылает.

И вдруг остановился.

— У меня не хватает духа…

Фостер нахмурился. Бычья шея стала багровой.

— У него не хватает духа! — визгливо передразнил он. — А нашим парням, думаете, легко в Ираке? — Огромная ладонь рубанула воздух. — А лётчикам над Афганистаном?

Но они исполняют долг, защищая, между прочим, и вас, Уильямс! Каждый должен вносить свою лепту…

— Но это убийство!

— А убивать из-за угла? — взорвался толстяк. — Нет, Уильямс, вы судите его от имени всей Америки! — Он вдруг пристально посмотрел на Джона. — И не бойтесь, он — вне закона…

Вздрогнув, Уильямс передвинул рычаг. Сразу на несколько делений. Араб подскочил в кресле с перекошенным ртом.

— Покажите ему… — барабанил по стеклу Фостер.

Уильямс почувствовал возбуждение.

Он смотрел, как араб покрылся испариной, как корчится, пытаясь разорвать липкую ленту.

— Он хотел убить наших детей, — подстёгивал Фостер.

— Наших детей… — эхом откликался Уильямс.

На шее араба вздулись жилы, его воловьи глаза налились, как спелые вишни.

И Уильямс вошёл в раж. Он ненавидел этого человека, ему хотелось, чтобы тот мучился.

— Подожди, — накрыл его руку Фостер, — ты убиваешь слишком быстро.

Он установил рычаг на «ноль». Араб тут же обмяк. Из горбатого, низко опущенного носа потекла кровь.

Фостер достал дорогой портсигар.

— Теперь мы знаем, на кого положиться, — похлопал он по плечу, угощая Уильямса.

Молча выкурили по сигарете. Уильямс не сводил глаз с араба, его ноздри жадно раздувались.

— Согласитесь, такие упражнения разгоняют кровь, — перехватил взгляд Фостер. — Чувствуешь себя сильным… Хочешь ещё?

Глаза Уильямса лихорадочно заблестели.

Он тяжело засопел, передвигая рычаг то вправо, то влево.

— Правильно, Уильямс, — трещал над ухом Фостер. — Поиграй с ним, как кошка с мышкой…

Уильямс дрожал, не спуская глаз с араба. Казалось, он впитывал каждое его движение, испытывая от этого невероятный подъём. Вот араб дёрнулся так сильно, что огромные гири на ногах оторвались от пола.

— Жена может вами гордиться, Уильямс! — не умолкал Фостер. — И мать…

Уильямс раскраснелся. Ему нравилось то, что он делал, он готов был длить это вечность. Ему казалось, что араб виноват в его опозданиях на работу, невыплаченных кредитах, предстоящей ссоре с женой.

— Браво, Уильямс, он — труп!

Только теперь Уильямс заметил, что переступил красную черту. Ему стало неловко, переминаясь, он искал поддержки, как мальчишка, вдруг осознавший, что отрубил кошке хвост.