Георгий Осипов - Конец января в Карфагене

Самойлову показалось, будто Нора не совсем в восторге от того, что Нэнси злоупотребляет духами так, словно чем-то больна, и хочет заглушить исходящий от нее болезненный дух. И Нэнси, сидя на трофейном венском стуле, вытянув длинные шершавые ноги с крупными, словно вымазанными мокрым песком пальцами, тоже слегка поморщилась, когда вокруг ее шеи сомкнулись руки в кружевных манжетах.

Самойлов достал бутылку «Таврiйського», спрятанную в нижнем ящике письменного стола. Он отметил, что, в отличие от босоногой Нэнси, ее старшая подруга осталась в старомодных тупоносых туфлях с пряжками.

— Ну! Нинка, каков мэн?

— Мэн? — Супермэн.

Отхлебнув (конспирация) из горлышка и пустив бутылку по второму кругу от Норы к Нэнси, Самойлов повернулся к окну, предвкушая головокружение. Его взгляд скользил по перрону, запоминая то, что вот-вот должно скрыться из виду — протуберанцы кленовых ветвей, изогнутые и застывшие, но все же когда-то протянутые…

Шумит листва — гул магнитофонной ленты без записи, поскрипывают суставами ведьмы… то есть — ветви. А он смотрит на улицу сквозь убогий тюль, словно в окно вагона.

Между тем перекресток по диагонали пересекает «Карина», приехавшая к своей сестренке Нэле из Москвы, а можно подумать, что из самой Венеции. По крайней мере, она и этим летом здесь появится (в данный момент перекресток пуст) по дороге на Кавказ, где отдыхают известные артисты и богатые хиппи. «Карина» (если ее действительно так зовут) запомнилась ранними усиками и похожим на белый гольф колпаком, свисавшим, будто обмякшая реторта с головы вылупившегося гомункула.

А по другой стороне улицы ее всю ночь выслеживала мужеподобная лесбиянка … И «Русский Икар» падал и отскакивал, кувыркаясь в воздухе, от шумящей листвою верхушки старого клена.

Карина должна быть уже идущей по двору — вот она проходит под виселицей футбольных ворот, сквозь натянутую сетку… Пригнув голову, скрывается в узком, как гробик, подъезде — там, если войти за нею следом, она, упершись плоским задом в радиатор отопления, неожиданно сдернет колпак и обернется гладким демоном цвета какао с плоскими ступнями древнего египтянина, но бежать будет поздно… Ее старшая сестра — неприятная отличница Нэля постоянно что-то выдумывает. Врет на каждом шагу. «Пиздит как Троцкий» — говорят про таких. Сорок восемь хрустальных ваз у них в доме — этому еще можно поверить. Остальному — нет.

Куда подевались чулки с песком, буквально на каждом шагу свисавшие с деревьев, как казненные подпольщики? Колпак Карины чем-то сродни этим чулкам. Правда, то был обычный трикотаж цвета половой краски, не нейлон. И откуда у Карины взялась такая шапочка, и почему она не стесняется в ней разгуливать в свои тринадать лет, наверняка с благословения родителей? Ведь это явно не дань молодежной моде, а что-то национальное, по типу тюрбана или фески…

За минувший год Самойлов посещал Сёрика неоднократно — там его, собственно, и прозвали «Сэмми», за первые буквы фамилии и за любовь к Дяде Сэму. Никто уже не предлагал ему ничего переписать, при нем уже не стеснялись в выражениях — мол, здесь дети, а вы… За это время Самойлов из непорочного вундеркинда с причудами превратился в подростка-новичка, пока что себя ничем не проявившего.

Он смело загадывал загадку: «Женская профессия — начинается на «б», заканчивается на «мягкий знак». И сам поспешно ответил: «Библиотекарь».

«Его уже ничем не смутишь», — разрядил обстановку Сёрик. Сказано было с грустью, словно пророчество из уст утопленника.

Однажды он застал всю их компанию пляшущей под песенку «Кузина»: Сёрик, Нэнси, Элеонора и какая-то миниатюрная рыжая девица, похожая на лисенка — дружно подпевали, зная наизусть все слова, кроме непонятных мест, где Горовец скандирует: «Гекуба…» , нет — «гекуммен…» Вернее, скандирует он что-то другое. А эти просто поет. В общем, Самойлову показалось, что в компании просто не хотели, чтобы он видел, что они полностью понимают текст.

Сёрик увещевал Самойлова переходить с катушек на фирменные пласты. Пропагандировал какую-то группу, не называя имени:

«Рудники. Закат. Что-то типа каньона, и здоровенные негры рвут цепи».

Лишь под конец описания спохватился, и, похоже, на ходу придумал:

«Горные люди».

Пределы осведомленности Сёрика уже не казались Самойлову безграничными.

— Сэмми, в твоем возрасте можно выкуривать максимум по три сигареты в день, — предупреждает Нора — Ты с меня пример не бери, я курю много от тяжелой жизни. Голос совсем прокурила.