Шесть сигналов точного времени прозвучали торжественно и безвозвратно.
Зоя Ивановна Кийко, услышав пиканье, быстро попрощалась с Дашей и напряженно нахмурила брови, ожидая редко радующий прогноз погоды. Даша с облегчением положила горячую трубку и подвинула на две минуты вперед стрелку своих наручных часов. Бикеева, Скрепкин и Муратов Мэлс Эрастович встали из— за рабочих столов и пошли на обед. Саня и Ахмет сказали, что не желают больше слушать Панчихина, потому что наступило время приема пищи. Панчихин сказал, чтобы грузчики шли подальше, и достал из большой сумки термос и сверток с четырьмя большими бутербродами. Усов Рома с неприязнью следил, как Джорж поправлял старинные ходики. Степан Гаврилович сказал Андрею Пантелеевичу, что пивная закрылась на перерыв и им надо придумать что-то еще. Ибатулин Ринат Газизович, Карл Иванович Берг, Рябов, Гололобов, Грогин, Зюзин, Чегодаев и старший лейтенант в отставке Каракулов одновременно оттянули левый рукав и взглянули на часы, все остались довольными показаниями стрелок, только старший лейтенант в отставке Каракулов испытал некоторое недоумение.
Олег Викторович снял накрахмаленную белую шапочку и аккуратно положил ее на покрытый толстым стеклом белый стол. Медсестра Люда Кийко вложила пальцы в пальцы и прижала их к груди.
— Вы совсем седой, Олег Викторович.
— Поседеешь тут, Людочка.
Олег Викторович взял серой алюминиевой ложечкой жидкое малиновое варенье из домашней баночки Люды и съел, оставив маленькую бабочку— коробочку на холодном стекле.
— Какой я неловкий, у тебя нет тряпочки?
— Сидите-сидите — я сама.
— Вкусное варенье. Зоя Ивановна варит?
— Да, мама. Кушайте еще.
— Спасибо, надо идти — сегодня мое дежурство на телефоне доверия.
Олег Викторович подошел к умывальнику, открыл холодную воду и с удовольствием несколько раз сполоснул лицо над нержавеющей раковиной.
— Олег Викторович, а тяжело работать на телефоне доверия?
— По-разному бывает, много пустых звонков, есть тяжелые случаи. Женщинам не всегда приятно работать, — Алевтина Семеновна вчера рассказывала: звонит мужчина, жалуется на обстоятельства, она его успокаивает, разъясняет, а потом по голосу чувствует, что клиент кончает.
— Как кончает?
— Эх, милая Людочка, все просто — мастурбатор звонил.
Олег Викторович чуть дольше, чем нужно, тер лицо полотенцем, ожидая, когда пройдет пунцовая смущенность Люды. Но Люда еще утром хихикала вместе с Алевтиной Семеновной под ее смачные подробности и ровные бублики никотиновых колечек, поэтому сейчас она всего лишь пошире раскрыла глаза и сказала:
— Кошмар!
Олег Викторович снисходительно улыбнулся, попрощался и уверенной походкой зашагал по голубому линолеуму больничных коридоров.
Люда Кийко лениво читала роман Дюма «Двадцать лет спустя» и параллельно думала о предстоящей вечеринке у Анжелки, которая специально для нее пригласила какого-то загадочного Вадима.
Грогин постучал в непрозрачное стекло белой двери и тут же ее открыл. Люда неодобрительно оторвалась от повзрослевшего Д'Артаньяна, но, узнав Грогина, разгладила на лбу складку недовольства.
— Здравствуйте, Люда.
— Здрасьте.
— Как поживаете?
— Ничего, вы к Юр Юрычу?
Грогин хотел сострить, что сам пришел полежать и подлечиться, но передумал.
Юрий Юрьевич уже полчаса играл в шахматы с Яковом Владленовичем. Ощутимый перевес был на стороне Юрия Юрьевича, но он подумывал, как бы аккуратно свести партию вничью или сдаться ввиду неожиданной потери, например, ферзя, потому что при проигрыше Яков Владленович был непредсказуем, и присутствие рядом санитара Москательникова совсем не гарантировало, что тяжелая, выкрашенная в зеленый цвет табуретка не окажется на голове удачливого противника, — Патронташев до сих пор ходит с обвязанной головой, время от времени выпрямляя спину и крича громким шепотом: «Ура!»
Юрий Юрьевич в третий раз подставил ферзя под бой коварного коня, но Яков Владленович опять двинул пешку на левом фланге, увлекшись красотой елочкообразных построений и переводя задачку о мате в три хода в задачку о мате в один ход. Юрий Юрьевич вздохнул:
— Я сдаюсь.
— Нет, давай играть, пока фигуры не кончатся.
— Как же они кончатся, если ты ничего не рубишь.
— А я не хочу пока.
Юрий Юрьевич заскучал и тоже стал выстраивать неровный кружок из пешек, слона и двух коней.
Санитар Москательников сунул мизинец в ухо, покрутил его там, потом вынул и внимательно рассмотрел, хотел понюхать, но постеснялся. Москательникову казалось странным, что люди, столь явно уступающие ему в умственном развитии, умеют играть в затейливую игру шахматы, а у него только от одного воспоминания о том, как ему показывали возможные передвижения фигур по клетчатому полю, начинала болеть голова. А эти двигают себе и двигают.
Читать дальше