Дино Буццати - Избранное

Я стоял совсем близко и хорошо их разглядел. Некоторые по форме напоминали дымоход, другие — солдатский котелок, третьи — походные кухни, четвертые — гробы и так далее. Ни в одной из них не было и капли изящества, которое может облагородить даже самый старый рыдван. Они были сработаны грубо, на скорую руку: я, например, помню, что какая-то боковая дверца была погнута; ее, по-видимому, не удалось плотно закрыть, и она на ходу ударялась о борт, громыхая, как жестянка. Все эти чудища для камуфляжа были окрашены в желтоватый цвет с причудливыми зелеными разводами, словно папоротники. Солдаты по двое сидели чаще всего в кузове, так что видна была только верхняя часть туловища. Они были в обычной форме, в касках с автоматами обычного образца — очевидно, лишь для парада, так же как еще недавно можно было увидеть кавалеристов с саблями и пиками.

Две вещи с первого взгляда производили сильное впечатление: во-первых, то, что эти машины двигались совершенно бесшумно, должно быть, на каком-то невиданном горючем, и, во-вторых, внешний вид сидящих там военных. Это не были, подобно танкистам, рослые, загорелые, здоровые парни, они не улыбались простодушно и браво, но и не выглядели закованными в броню суровости и солдатской муштры. В большинстве эти худощавые молодые люди до странности походили на студентов философского факультета: высоколобые, большеносые, в наушниках, как телеграфисты, многие в очках без оправы. И, судя по манере поведения, эти юноши не желали числиться солдатами. На лицах читалась смутная тревога и покорность судьбе. Те из них, кто не были заняты управлением машиной, озирались по сторонам с каким-то неуверенным и безучастным видом. Только водители странных, похожих на коробки фургонов хоть частично оправдывали ожидания: их головы были защищены прозрачным экраном в форме кубка, расширяющегося кверху, отчего лица казались уродливыми, страшными масками. Мне запомнился ехавший во второй или третьей машине горбун; он сидел выше, чем остальные, — наверно, офицер. Не обращая внимания на толпу, он непрерывно оборачивался назад, чтобы проверить, следуют ли за ним другие машины, словно боялся, что они отстанут, потеряются по дороге.

— Давай жми, Риголетто! — крикнул ему кто-то сверху с балкона.

Он поднял глаза и с вымученной улыбкой помахал кричавшему рукой.

Но больше всего смущал публику крайне жалкий вид движущихся механизмов, хотя все знали, какая адская разрушительная сила заключена в этих консервных банках. Я хочу сказать, что, будь машины побольше, повнушительней, они, может, и не произвели бы такого мрачного и сильного впечатления. Может, этим и объясняется то напряженное, чуть встревоженное любопытство, с которым глядела на них толпа. Ни одного хлопка, ни одного приветственного возгласа…

В тишине мне почудилось, что из загадочных машин доносится — как бы это сказать? — негромкое, размеренное поскрипывание или посвистывание. Звуки эти вызывали в памяти кличи перелетных птиц, однако никаких пернатых поблизости не было. Сперва очень тихие, они постепенно становились все явственнее, отчетливее, но раздавались по-прежнему через равные промежутки времени.

Я взглянул на горбатенького офицера и увидел, что он сдернул наушники и что-то взволнованно шепчет сидящему ниже товарищу. И на других машинах я заметил признаки беспокойства. Видимо, случилось что-то непредвиденное.

И как раз в эту минуту дружно залаяли собаки. Так как окна всех домов были открыты и на подоконниках сидели и стояли зрители, неистовый лай разнесся по всей округе. Что такое с этими псами? Кого они так отчаянно зовут на помощь? Горбун сделал жест, выражавший нетерпение и досаду.

Тут сбоку метнулось что-то темное. Обернувшись, я успел заметить, как из подвального окошечка, приходившегося вровень с землей, выскочили и стремительно бросились врассыпную несколько крыс.

Пожилой господин рядом со мной вытянул руку и пальцем указал на небо. И тогда мы увидели, как над атомными машинами поднялись какие-то странные, совершенно отвесные столбы красноватой пыли, напоминавшие вихревые смерчи торнадо, но не крутящиеся, а неподвижно застывшие в вертикальном положении. В несколько секунд они приняли правильную, четкую форму, и стали значительно плотнее. Описать их довольно трудно: представьте себе дым, стремящийся вверх по высокой фабричной трубе, но только без трубы, в которую он заключен. Пугающие столбы густой пыли, словно чудовищные привидения, поднялись уже метров на тридцать выше крыш, и мы увидели, как верхушка каждого столба стала соединяться с верхушкой соседнего мостиком из той же туманной субстанции, но черной, как сажа. Так образовалось целое переплетение жутких теней, вытянувшееся, насколько хватал глаз, над колонной атомных машин. А запертые в домах собаки продолжали надрывно лаять.