Дино Буццати - Избранное

— Иными словами, ты решил остановиться у меня? Спать здесь?

— Спать? Теперь я уже не сплю… Дело не в этом… Мне бы какой-нибудь уголок… Я никому не буду мешать — ведь я не ем, не пью и не… в общем, туалетом я тоже не пользуюсь… Понимаешь, мне бы только не бродить всю ночь, особенно под дождем.

— Позволь, а разве под дождем… ты мокнешь?

— Мокнуть-то, конечно, не мокну, — и он тоненько хихикнул, — но все равно чертовски неприятно.

— Значит, ты собираешься каждую ночь проводить здесь?

— С твоего разрешения…

— С моего разрешения!.. Я не понимаю. Ты умный человек, старый мой друг… у тебя уже вся жизнь, можно сказать, позади… Как же ты сам не соображаешь? Ну, конечно, у тебя никогда не было семьи!..

Аппашер смущенно отступил к двери.

— Прости меня, я думал… Да ведь и всего-то на месяц…

— Нет, ты просто не хочешь войти в мое положение! — воскликнул Торти почти обиженно. — Я же не за себя беспокоюсь… У меня дети!.. Дети!.. По-твоему, это пустяк, что тебя могут увидеть два невинных существа, которым и десяти еще нет? В конце концов, должен же ты понимать, что´ ты сейчас собой представляешь! Прости меня за жестокость, но ты… ты — привидение… а там, где находятся мои дети, привидениям не место, дорогой мой…

— Значит, никак?

— Никак, дорогой… Больше ничего сказать не мо…

Он так и умолк на полуслове: Аппашер внезапно исчез. Было слышно только, как кто-то стремительно сбегает по лестнице.

Часы пробили половину первого, когда маэстро Тамбурлани — он был директором консерватории, и квартира его находилась здесь же — возвратился домой после концерта. Стоя у двери и уже повернув ключ в замочной скважине, он вдруг услышал, как кто-то у него за спиной прошептал: «Маэстро, маэстро!» Резко обернувшись, он увидел Аппашера.

Тамбурлани слыл тонким дипломатом, человеком осмотрительным, расчетливым, умеющим устраивать свои дела; благодаря этим достоинствам (или недостаткам) он достиг значительно более высокого положения в обществе, чем позволяли его скромные заслуги. В мгновение ока он оценил ситуацию.

— О, мой дорогой! — проворковал он ласково и взволнованно, протягивая руки к скрипачу, но стараясь при этом не подходить к нему ближе чем на метр. — О, мой дорогой, мой дорогой!.. Если бы ты знал, как нам не хватает…

— Что-что? — переспросил Аппашер. Он недослышал, поскольку у призраков все чувства обычно притуплены. — Понимаешь, слух у меня теперь уже не тот, что прежде…

— О, я понимаю, дорогой… Но не могу же я кричать — там Ада спит, и вообще…

— Извини, конечно, не мог бы ты меня на минутку впустить к себе? А то я все на ногах…

— Нет-нет, что ты! Не дай бог еще Блиц почует.

— Что? Как ты сказал?

— Блиц, овчарка, ты ведь знаешь моего пса, правда? Он такого шума наделает!.. Тут и сторож, чего доброго, проснется… И потом…

— Значит, я не могу… хоть несколько дней…

— Побыть здесь, у меня? О, дорогой мой Аппашер, конечно, конечно!.. Для такого друга я… Ну как же! Послушай… ты уж меня извини, но как быть с собакой?

Такой ответ смутил Аппашера. И он решил воззвать к чувствам этого человека.

— Ведь ты плакал, маэстро, плакал совсем еще недавно, там, на кладбище, произнося надгробную речь перед тем, как меня засыпали землей… Помнишь? Думаешь, я не слышал, как ты всхлипывал? Слышал.

— О, дорогой мой, не говори… у меня тут такая боль. — И он поднес руку к груди. — О боже, кажется, Блиц!..

И действительно, из-за двери донеслось глухое, предупреждающее рычание.

— Подожди, дорогой, я только зайду успокою эту несносную тварь… Одну только минуточку, дорогой.

Он, как угорь, быстро скользнул в квартиру, захлопнул за собой дверь, хорошенько запер ее на засов. И все стихло.

Аппашер подождал несколько минут, потом шепотом позвал:

— Тамбурлани, Тамбурлани.

Из-за двери никто не отозвался. Тогда он легонько постучал костяшками пальцев. Ответом ему была полная тишина.

Ночь все тянулась. Аппашер решил попытать счастья у Джанны — девицы доброй души и легкого поведения, с которой он не раз проводил время. Джанна занимала две комнатушки в старом густонаселенном доме далеко от центра. Когда он туда добрался, был уже четвертый час. К счастью, как это нередко бывает в таких муравейниках, дверь подъезда оказалась незапертой. Аппашер с трудом вскарабкался на шестой этаж — он так устал от кружения по городу.

На площадке он и в темноте без труда отыскал нужную дверь. Тихонько постучал. Пришлось постучать еще и еще, прежде чем за дверью послышались какие-то признаки жизни. Наконец до него донесся заспанный женский голос: