А,может, выйдет вдруг из снежной россыпи —
Тот Человек с Креста гвоздями пролитый?
Он за углом, за тем — и в лицах кружащихся
Его смирение и вечность чудятся –
Босой стоит Он в сугробах лютых
И тянет руки к прохожим людям…
Но!..
Я вдруг вспомнил про смертельный чемодан черешенных Эф, которых я продал на рынке…
Осталась одна неделя…
И Эфы начнут смертельный исход свой из обреченных человеков…
Что будет?..
Что-то мне стало страшно…
Я уже решил, что в эти дни уеду на Кипр, где еще тепло, и солнечно, и бредово…
А оттуда поеду к Стене Плача и к могиле друга моего Боруха Мойшезона…
Преступник бежит от места преступленья, и я хотел бежать…
И еще: я люблю кипрские нагорные, медовые монастыри, обвитые тучными, лазоревыми, приморскими виноградниками…
И еще: я люблю веселое, греческое, первозданное, виноградное, курчавое Православие…
Я устал от бесконечной русской Голгофы на бескрайних снегах, снегах лютых…
Конечно, алые гроздья крови бесконечных, нескончаемых русских святомучеников на алмазах, жемчугах, на перлах русских снегов — это Великая Вселенская Картина…
Это Великий Белоснежный Крест!.. Крест для целого народа!..
Но я устал, и хочу кротко сидеть в пыльном винограднике, и пить младое, курчавое вино, а потом в придорожной кувуклии, часовенке, пещерке горной, самодельно, виновато молиться и счастливо, убого рыдать — и от молитвы, и от вина…
Прости, Господь, мя, мя, убогого мя…
Спаси, Господи!..
Быть может, Господь необъятно любит человеков и воскресит не только трезвых и убиенных за Него, но и хмельных, и безответно, безжертвенно любящих Его?..
Не знаю, не знаю…
Но ведь сказал Господь после Воскресенья женам-мироносицам: “Радуйтесь!..”
И я радуюсь с бедным вином моим…
И еще я решил, что возьму с собой на Кипр Капу, потому что с ней было пустынно, телесно, легко, безмолвно и радостно…
Она — вино мое…
Капа — вечнотекучий, самый круглый сладчайший в мире персик! Персик!..
А разве жена не должна быть таковой?..
О Боже!..
Но что-то я медлил с Кипром и спасительными монастырями его…
Быть может, убийцу всегда тянет на место преступленья?..
И мне хотелось быть рядом с жертвами?..
Уже неделя осталась…
Уже эфы готовятся к исходу…
Но!
Но всё чаще мне являлся колоритный Генералиссимус Хасанхан…
Я словно забыл его лютые слова: “Иначе домик ваш сожжем… Пытать будем утюгом… Зачем вам горячий, неудобный утюг, профессор?..”
Но я вспоминал его последние слова: “Хватит босым ходить по снегу… Я поставлю вас на икру и рыбу… Тысяча баксов в месяц…”
О Боже!..
Еще не поздно спасти его…
Операция на желудке — и изгнанье уже изготовившейся к прыжку на сердце змеи…
А если он расскажет всем?..
И великая священная тайна божественной Эфы станет прахом, блудом журналистов, отжившей чешуей змеи?..
Айе!..
Я бился в сомненьях…
Но потом решился…
Я решил поехать на рынок и открыть тайну Хасанхану…
Только ему одному!.. Да он и побоится предупредить всех остальных…
А, может быть, ему и выгодны их смерти — меньше соперников в бизнесе?.. Не надо киллеров посылать?.. Киллеры уже сидят во чреве богачей…
А потом я заеду к Капе, и завтра же мы уедем на Кипр!..
Да!..
Я, наконец, решился!..
Я оделся, закрыл дом и вышел в снежный, заметенный двор — гаража у меня не было, машина стояла прямо у дома…
Я стал веником сметать снег с нее…
Голубые кремлевские ели оцепенело стояли в снегу, вспоминая Голубого Генералиссимуса, и как Он кормил голубых льстивых белок, белок…
И снег не смел осыпаться на Кормильца, хотя был ветер, ветер…
Это был истинный Властитель, истинный Пастух Народов… И это знали, чувствовали даже белки…
О Боже…Где нынче такие Пастухи?.. Остались только белки…
И тут я услышал, что кто-то робко, эскизно скребется, стучится в мою калитку…
Может быть, это сам Хасанхан, а я еду к нему, но он не может так тихо стучаться?..
Может, это Капа?..
Или поэт Z?..
Кто пришел в одиночество заметенное мое?..
Я открыл калитку…
Это она пришла.
Моя последняя любовь на земле…
Моя последняя жена на земле…
Та, которая должна проводить меня в смерть!..
Ангел Серебряные Власы…
Глава восемнадцатая
ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ НА ЗЕМЛЕ
…Она лежала на спине,
Нагие раздвоивши груди,
И, тихо, как вода в сосуде,
Стояла жизнь её во сне.
И. Бунин
…Так много людей помогало мне празднично и блаженно прожить мою жизнь…
Читать дальше